Тургеев почувствовал неприятный холодок тревоги в груди, покосился в сторону Таркова. Тот продолжал сидеть в кресле, уставившись в большую географическую карту района на стене.
«А тебя, секретарь, могут турнуть, из райкома. Тогда и мне конец. Один буду отвечать за то, что управление пятый год не выполняет план по золоту».
Не заметил, как подошел сзади Тарков, заглянул в, лицо.
— Что молчишь? Вспоминаешь? Сейчас о завтрашнем дне думать надо. Не радостный, он у нас с тобой, главный горняк района. Золото истощается, россыпи отрабатываются. Прииски закрываем. В такой обстановке стоит только кому-нибудь плеснуть ложку солярки — и пыхнет жарче, чем на Теньке.
— Что предлагаешь? — спросил Тургеев, которому никак не удавалось угадать, куда клонит первый.
— Кубашов метит на мое место. Это ясно как божий день. О нем я буду завтра говорить в обкоме. Да и Жарченко твой может коленце выкинуть похлеще, Чем на партконференции.
— Жарченко давно вырос из должности приискового руководитель. — Тургеев присел на подоконник.
— Не хочешь ли ты его подтолкнуть на выдвижение, в главк? Давай-давай! Вот уж оттуда он тебя тряхнет! — Голос Таркова все больше наливался пугающей ненавистью и злобой. Он быстро пересек кабинет, открыл сейф, достал бутылку, хотел налить в рюмку, но, передумал и сделал большой глоток из горлышка, — Как был слюнтяем и технократом, когда работал на прииске, так им и остался. Ни хрена не умеешь защитить себя. Где твоя воля? Нет ее. Жарченко надо убрать из района, и как можно быстрее. Хочешь — снимай, жалко — закрывай прииск.
Тургеев соскочил с подоконника, подошел к Таркову.
— С ума сошел! Вчера объявил его инициатором соревнования, а сегодня…
— Месяц тебе на раздумье, ни дня больше.
И снова бежит-торопится таежная трасса по берегам горных речек, через сопки, на склонах которых когда-то стояла тайга, а теперь сплошь торчат пеньки. Пришли золотодобытчики, порубили-попилили, пожгли в топках приисковых электростанций, понастроили из вековых лиственниц бараки да балки. Деревья потоньше уложили в настилы трассы, протянувшейся от самого берега холодного неуютного моря через всю тысячекилометровую горную страну. Вот и перевал с суровым, как приговор суда, названием: «Подумай».
Как обычно, прежде чем спуститься с перевала, шофер остановился на крохотной площадке под высокой скалой, обломком сабли торчащей из гранитной осыпи, проверил тормоза, рулевое управление, подтянул гайки крепления колес, кляня на чем свет стоит и старенькую заезженную машину, и Тургеева, который обещает второй год дать прииску новый «газик».