Помимо психотических эпизодов, вызванных алкогольной интоксикацией, у Луи имеются бредовые идеи преследования, с ней не связанные: он видит иногда на улице людей, которые идут за ним и грозят ему ножами. Иногда он слышит левым ухом угрозы: «Ты всего-навсего воришка, подойди, свинья, я тебя ударю» и т. д. Правым ухом он слышит, напротив, только приятные для себя вещи: его хвалят, ободряют, до него доходят здесь любовные речи некой женщины, называющей его «мой дорогой». В левом ухе галлюцинации слышны чаще, чем в правом.
В заключение я хочу упомянуть еще об одном аспекте этого случая, делающем больного опасным для окружающих. Уже в течение трех лет его преследует голос, заставляющий кого-нибудь ударить. Он боится уступить этому побуждению, как уступает он всем прочим, и не осмеливается взять в руки нож — один вид острых предметов вызывает у него крайне тягостное чувство. Страдания этого несчастного ярко изложены на нескольких страницах его письма к сестре; стиль этого послания исполнен самой неподдельной искренности. «Моя дорогая сестра. Очень удивлен тем, что ты не ответила мне на письмо, в котором я просил тебя сообщить мне адрес отца. В трудных обстоятельствах, в которых я сейчас нахожусь, мне особенно дороги слова дружеского участия, а теперь и ты меня покидаешь. Я должен открыть тебе тайну, которая одна является причиной всей моей болезни и принуждает меня пить, хотя я мог бы жить счастливо с деньгами, которые зарабатываю. Увы! Судьба не хотела этого! Моя дорогая сестрица! Может быть, это и не секрет для вас, но лет двадцать назад, занятый какой-то работой, отец ударил меня — я никогда не забуду этот день — и сказал мне, что я не его ребенок. С этого дня меня словно окутал туман, который я не в силах отогнать от себя, он омрачил мне будущее. Я не живу более, но каждый день прошу Создателя или изменить в корне мое существование или призвать меня в лучший мир, потому что я не в силах терпеть подобное прозябание.
Мой отец! Как бы я хотел, чтоб он написал мне! Он один может принести мне утешение. Он, может быть, в состоянии прогнать от меня навязчивую мысль, которая без конца меня преследует и которую он сам зародил во мне, потому что я всегда был добрым малым и мать говорила, что у меня из всех самое доброе сердце. Теперь оно страдает — день ото дня все больше, поэтому я и начал пить: не из любви к пьянству, а чтоб отогнать от себя мою преследовательницу. Иногда печаль одолевает меня вовсе, я пью тогда особенно много и не могу остановиться. Я не знаю, что толкает меня к этому.