Нежным он так и не стал, все еще больно, но это все сгорает в зеленом огне и огне страсти — ну как в каждой книге мемуаров куртизанки. Там правда еще всякая несуразица была, про любовь и животные начала. На самом деле было все довольно банально, твое удовольствие зависит от удовольствия другого — в идеале, но, если что, то можно и плюнуть, и забрать весь кайф себе. Что этот маг и сделал, когда я уже почти, эта зараза уже все!
Теплое семя залило теплом мой живот, но я все равно чувствовала себя злой и неудовлетворенной. Взвыла, собираясь его наградить не только «меканьем», но ходьбе на четвереньках, как он, схватив меня откатился в сторону. Пол на том месте где мы лежали рассыпался пеплом и провалился вниз на первый этаж. Там виднелся свет в кухне и тела поваров и парочки официанток в глубокой дремоте.
— Да ты и правду пр… — Договорить свою глубокую мысль я не смогла, мне банально зажали рот. Левой рукой прижимал, при том, как правая рука уже вовсю хозяйничала пониже живота, заставляя напрячься.
— Не надо мстить, сумасшедшая, я не специально. — Проговорил с легкой усмешкой, довольный такой.
Лицо такое, как у кота, который съел тазик колбасы, и запил литром сметаны после недель… нет, месячной… нет! — годовой голодовки?
У ТАКОГО мужика с ТАКИМ голосом проблемы с сексом? Да ладно…
Сорвала его руку с губ, поинтересовалась:
— Когда у тебя был последний раз секс, до меня?
Как его глаза округлились, просто словами не описать, потом брови нахмурились, и по телу пошла дрожь, но почти сразу расслабился и с какой-то коварной ухмылкой ответил: — Двенадцать.
Моя челюсть упала, может, некромантов как жнецов готовят, с женщиной ни-ни? Двенадцать чего? Месяцев? Дней или недель? Уточнить, что ли не мог? Вот если спрошу точнее, сразу подумает, что меня на самом деле интересует, есть ли у него баба. Вот точно ведь подумает! А мне оно надо?
Хотя не понятно, чего у него так долго не было бабы, он конечно садист и некромант, но как бы довольно ничего. Хотела прояснить этот момент не дали, резко усилив давления на э-э-э… интимную точку тела.
— Сколько же лет тебе на самом деле? — Поинтересовалась.
А то по роже не скажешь, сколько ему, вон как изменять ее может.
— Много. — Наглая ухмылка и ни намека на дрожь. Это что за ответ такой?! — А тебе?
— Двадцать шесть. — Спокойно ответила, хотя на самом деле стеснялась своего возраста.
В училище я подалась в двадцать два года, когда все остальные в восемнадцать — еще зеленые и считающие что за двадцать уже пенсия. Чувство что они еще дети меня нервировало целых два года — а потом отпустило. Одна Пепа не стеснялась, что, когда поступала, ей уже стукнуло двадцать три.