— Но ведь ты сказал, что она покушалась еще и на убийство?
— Так хотелось графу. Граф говорит, что трость могла быть отравленной или даже была отравлена; об этом вам самое лучше спросить у графа.
— Значит, ее будут казнить за оскорбление титулованной особы и покушение на убийство?
— Совершенно верно.
— Хорошо, — сказал Фламелло. — Тогда я тоже поеду за ее колесницей. Пусть также казнят и меня, если только на это у них хватит смелости и дерзости; я тоже думаю, что Жофруа не граф, а палач.
На лице офицера появилось смешанное выражение недоумения, страха, растерянности.
— Иди и делай свое дело, — сказал Фламелло.
Все с тем же растерянным выражением на лице начальник тюремной стражи стал на фланге конвоя и скомандовал идти.
Фламелло пропустил процессию мимо себя и двинулся следом в нескольких шагах расстояния от колесницы.
* * *
Небольшая площадь, застроенная высокими под черепицей, с узкими окнами, домами была полна народа.
Парижане собрались посмотреть, как отрубят голову оскорбительнице графа Жофруа.
Медленно двигалась колесница.
Солдаты расчищали дорогу. На солнце сверкали их алебарды. Слышались их грубые голоса: они не привыкли церемониться с народом.
Когда становилось особенно тесно, они пускали в дело древки алебард, толкая их окованными в железо концами кого попало и куда попало.
Фламелло ехал за колесницей, по-прежнему прямо сидя на своем коне, с опущенным забралом, с руками в кованых кольчатых перчатках, сложенными на луке седла. Ветер играл перьями на его шлеме.
Почему-то вдруг разнеслась весть, что колесницу сопровождает сам граф Жофруа.
Фламелло видел злые, полные ненависти взгляды, направленные в его сторону, слышал бранные слова, относившиеся к нему или к тому, за кого принимал его народ.
Слово «палач», как искры начинающегося пожара, раздавалось то там, то тут, точно летая над толпой из конца в конец по площади.
Иногда Фламелло взглядывал на девушку, сидевшую на своем позорном табурете на колеснице лицом к нему, и он чувствовал тогда, что его сердце бьется одним стуком вместе с сердцем народа, трепещет одною ненавистью к «палачу».
Уже недалеко оставалось до эшафота…
На его возвышении Фламелло увидел человека, одетого во все красное: в красном берете, в красном камзоле.
На полу лежал его короткий красный плащ.
Человек стоял, скрестив на груди сильные мускулистые руки, прислонившись спиной к перилам помоста и заложив нога за ногу.
Вокруг эшафота в один ряд сверкали алебарды.
Фламелло подумал, что правому суду незачем искать защиты у алебард…
Когда процессия приблизилась к небольшой площадке перед эшафотом, свободной от публики, конвойный офицер подошел к начальнику отряда, охранявшего эшафот, и с минуту беседовал с ним, несколько раз указав глазами на Фламелло.