Катя спала, когда я вернулся. Хотя, судя по приоткрытой двери и по дыханию, скорее, делала вид, чем спала по-настоящему.
Постояв немного, я тихо закрыл дверь и отправился на кухню.
Быть может, она и сама сейчас жалеет о том безумии, которое охватило нас обоих в « Эйфории». Время отмотать назад никто не в силах. Но, по крайней мере, я мог ей не напоминать о том, чего она не хочет помнить.
Дверь в комнату оставалась закрытой и утром. Я нарочито медленно завтракал и собирался, но Катя так и не вышла.
Вздохнув, чувствуя, как меня самого раздирают на части все черти подземелий, черкнул короткую записку о том, что снова буду поздно. И еще – чтобы она ни о чем не жалела. Если она так хочет, мы обо всем забудем и сделаем вид, что не было этого вечера.
Только вот как забыть огонь, растекшийся по венам? И поцелуй, от которого искры до сих пор идут из глаз? С ума схожу, до сих пор ощущая прикосновения к ее коже. И ее глаза, затянутые жадным притяжением желания…
Если об этом слишком долго думать, я никуда вообще не уйду.
Останусь со своим соблазном и до конца жизни буду гладить ее кожу. Ласкать до тех пор, пока снова не услышу это рваное «да», стоном вылетающее из полуоткрытых губ, бьющее прямо в сердце!
А у меня сегодня очень много дел. Нужно встретится с Милой и договориться о смене, уже на этот вечер. И всем съездить к Гарину за индивидуальной прослушкой, которую он закрепит.
Оставляю записку на подушке и, не выдержав, все-таки целую Катю.
Главное, что меня сейчас должно беспокоить, - так это то, что человека, которого назвал Руслан, звали Дмитрий Меркулов. И учитывая, что Галльский назвался Дмитрием, я очень надеюсь, что это именно он, - в конце концов, никто же Катиному брату никаких документов не показывал. Иначе поймаем мы совсем не ту рыбку, а нужная нам уплывет и вряд ли нам выпадет еще один шанс.
Катя.
Даже не знаю, что на меня нашло. Весь день сходила с ума, думая про Глеба, а после все-таки решилась.
Эд оставил мне свой номер на случай, если что-нибудь понадобиться. Впрочем, как и Андрей.
Но Эдик показался мне более открытым, и… безопасным, что ли? По крайней мере, от него вряд ли стоило ждать подколок, и именно он, скорее всего, мог бы мне рассказать о том, что мне больше всего хотелось знать.
« Эйфория» оказалась ночным клубом. Большего я от Эда не добилась, только название и адрес. Ну, и при чем здесь подвиги и сердце Глеба?
От разговора стало все еще непонятнее, чем было.
Но меня, кажется, уже внутренне начали разрывать какие-то черти. Да, я уж точно не промахнулась, когда принимала в похмельном дурмане Глеба за демона. Потому что с ним я сама перестала себя узнавать.