Девчонка дергается всем телом, когда я проникаю пальцем вовнутрь.
— Тшшшш… — дую на ее лицо, — блядь, откуда во мне эта идиотская к ней жалость? И желание успокоить вместо того, чтобы дать насладиться всем тем, что заслужила? — Я только проверю, все ли в порядке.
Не знаю, слышит ли она меня, но расслабляется и тело, было напрягшееся, снова обмякает. Только вздрагивает, пока я ощупываю у нее там все внутри, слегка меняя угол и продавливая стенки.
На пальце и руках крови нет, значит, обошлось без разрывов и кровотечений.
Сам не понимаю, почему облегченно вздыхаю, — какая мне бы, на хер, разница?
Нет, заложено просто что-то такое в мужском естестве, — что-то, что говорит нам о том, что силу мы должны прикладывать только к тому, чтобы защищать и оберегать их, мелких и слабых, — и вот это естество прорывается наружу, — жалея, протестуя против того, чтобы причинять боль. Несмотря даже на то, что сука, — а девчонка все-таки. Несмотря на всю логику, по которой рвать бы ее и рвать.
Ладно, — с главным вопросом я разобрался. Не порванная. Тогда с каких херов она тут в отключку мне впадает?
Вымываю грудь, намылив, — и сам хмыкаю, понимая, что стараюсь сильно не прижимать мочалкой. Следы она оставляет на ее белоснежной коже. Нежная. Слишком нежная девчонка. И сладкая, — ее аромат забивается в ноздри, — и хочется его все больше и больше. Втягивать, пить, напитаться им, — настолько хочется, что даже заставляет забывать, кто она на самом деле.
Вот, наверное, в чем дело. Запах этот ее сладкий. Нежный. Будоражащий. Я ведь, как зверь, — на запахи, на инстинкты реагирую больше, чем на остальное, — всю жизнь таким был, сколько себя помню. И никогда не чуял такого запаха, — чтобы прижать к себе и нежно гладить и хотеть до одури одновременно. Ни разу, — а их у меня было… За сотню, так точно. Только кто бы их считал?
Нежность, бля! Откуда вообще это слово? Да я такого бреда за всю жизнь свою не чувствовал!
Но этот запах веревки из меня выкручивает, непонятно, что делает, и в груди что-то переворачивает.
Вот что остановило меня, наверное, чтобы в первого же раза девку не придушить. Запах ее этот сумасшедший. Не рвать захотел, как собирался, а рукой провести, ласкать ее нежно…
Прижимаю к себе сильнее, чтобы сзади ее обтереть, — и дурею, только ноздри раздуваются и стояк сумасшедший, бешенный, до боли.
Блядь, вроде же еле уже касаюсь, — так чего она дергается и начинает стонать?
Разворачиваю к себе спиной, — и просто охреневаю.
Вот оно, откуда, а не разрывы внутри нее.
Вся спина на хер со сдертой кожей, — и как я в камеру сразу не заметил?