— Держи, — протягиваю снова наполненный стакан. — Спину тебе обрабатывать буду. Не бойся.
Послушно выпивает, как не живая, — даже руки на этот раз не дрожат и укладывается, не издавая ни звука.
Только дергается, когда я осторожно начинаю обрабатывать ее раны перекисью.
— Шшшшш, — не помог коньяк, все равно больно, — даже дую на сдертую кожу. — Потерпи. Иначе будет еще хуже.
Кажется, последние слова она воспринимает, как угрозу, потому что снова дергается и сжимается вся, — чувствую под руками.
А я, как мамочка, начинаю мазать ее спину йодом, который вообще непонятно откуда взялся в моей аптечке.
— Отдыхай давай, — сам весь потом покрылся, пока это делал, как будто самому больно, а не ей. — Поспи. Проснешься, — антибиотик выпьешь, вот тут, на тумбочке, — специально только одну таблетку оставил, а то — хрен его знает, что ей в голову придет. Может, всю пачку зараз проглотить додумается, а мне потом ей желудок промывать. — И не пытайся от меня больше бегать, ладно. Договорились?
Кивает, и я только теперь замечаю, как судорожно она вцепилась пальцами в подушку.
— Постой! — останавливает меня ее дрожащий голос уже у двери.
— М? — поворачиваюсь, удивленный донельзя. Решилась заговорить?
— Что со мной будет? — снова сжалась вся, но простынь теперь взять без разрешения не осмелилась.
Ох, девочка, если бы я только знал, что мне теперь с тобой делать! А так… Сам не понимаю…
— Посмотрим, — сухо роняю и выхожу.
Подальше мне от нее нужно быть, чтобы принять это решение. Подальше. А то голос ее этот нежный и испуганный, глаза такие невинные сбивают меня на хрен с толку.
Светлана.
Не знаю, что меня больше пугает в нем, — его ласка или когда он жесток и похож на дикого зверя.
Да, все пугает, — маньяки, говорят, избивают своих жертв, а потом носятся с ними, как с любимым ребенком и залечивают им раны. И даже искренне верят в то, что любят их, хотя после неизменно убивают.
Так что, наверное, это его проснувшееся вдруг желание отогреть, возиться, выкупать, накормить и даже обработать раны, которые сам же и причинил, — для меня страшнее. Настораживает. Был бы таким лютым, как с самого начала, я хотя бы знала, чего от него ожидать. И, наверное, надеялась бы, что, может, что-то еще действительно разрешится. Что произошла какая-то чудовищная ошибка, и он просто принял меня за кого-то другого, на кого так жестоко разозлен. Тогда бы, наверное, меня бы еще отпустили…
Но теперь его поведение совсем сбивает с толку.
Есть ли шанс на то, что ярость его утихла, и теперь он понял, как жутко со мной поступил?