Но в тот же миг, словно вспомнив о том, что она до сих пор не включила «режим стервы», девушка поспешно отдернула руку и уже с вызовом поинтересовалась:
— Или это вам неудобно — спать со мной в одном помещении? Не волнуйтесь, я уже видела вас без одежды…
Эта фраза заставила Лескова тут же вернуться на место. Впервые он не нашелся, что на подобное ответить и сейчас откровенно жалел, что вызвался добывать для этой стервы личные покои. Радовало то, что хотя бы Вайнштейн оказался тактичным и сделал вид, что не заметил неловкости друга. Затем врач поспешно прервал возникшую паузу, снова заговорив о полукровке.
Руслан Гаврилов, теперь уже более известный по прозвищу Одноглазый, был отправлен на Спасскую на следующее утро. При нем не было найдено личных вещей или документов, поэтому с Владимирской он увез только бинты, скрывающие половину его лица, да незамысловатую кличку, которой его наградили здешние ученые.
Впервые Руслан пришел в себя, находясь в поезде одного из связующих тоннелей. Поначалу он даже не понял, где находится. В его памяти выжженным клеймом отпечатались лишь оскаленные пасти существ, похожих на огромных комодских варанов. Молодой человек даже толком не помнил, что с ним случилось — он чувствовал лишь наступающую боль, которая, подобно приливу, постепенно подбиралась к нему, желая полностью поглотить.
В первую очередь болела голова. Казалось, кто-то частично распорол ее когтями, словно кожуру какого-то экзотического фрукта. А затем на Руслана нахлынуло понимание того, что он находится в вагоне. Здесь пахло креозотом, кожаными сидениями и какими-то медикаментами. Ярко светили лампы. В первый миг своего пробуждения Гаврилов зажмурился — в последний раз он видел электрический свет еще до начала войны, когда уходил из Приморска после того, как собственноручно похоронил свою семью. Сначала от отравления умер его трехлетний сын. За несколько часов красивый жизнерадостный ребенок сгорел от температуры, которую невозможно было сбить. В конце он даже не плакал. Его губы, которые в будущем могли перецеловать немало хорошеньких девчонок, посинели, и с их уголка потекла какая-то вязкая черная жидкость, похожая на чернила.
Затем умерла Лиза. Для Руслана она была лучшим, что могло случиться в его дурацкой непутевой жизни. До встречи с этой девушкой он знал только районные бары да подъезды, где можно было напиваться и разбивать рожи таких же алкашей ради внимания местных «красоток». А какие еще друзья, женщины и развлечения могли быть у бывшего детдомовца? Своих родителей Гаврилов не знал, поэтому единственное, что он усвоил, находясь в интернате — это то, что мир вокруг него — место, где все нужно добывать силой. Он считал себя дворовым псом бойцовской породы, в то время как вокруг прогуливались сытые и отмытые «домашние собачонки». Руслан даже набил себе на лопатке татуировку в виде оскаленной морды бультерьера. И, Господи, как же он ненавидел всех этих папенькиных сынков с дорогими телефонами, которым всё досталось с рождения, да расфуфыренных девиц в брендовых шмотках, которые никогда в жизни не посмотрят на него без отвращения.