— Неизвестные жестоко покалечили меня, Ваше Преподобие. Я лишился своего ремесла, нам с сыном не на что жить. Мы держим путь к моему брату в славную Северию. Он пекарь, мы с сыном будем помогать ему. За это он даст нам крышу над головой и кусок хлеба.
— Творец дал тебе испытание, добрый путник. Я знаю, что месть разъедает твою душу, твое сердце. Но ты должен терпеть, ибо лишь стойкое терпение и вера избавят тебя от страданий. Не стремись отомстить, но стремись простить. Даруй прощение, и тем самым избавишь свой разум от боли и злости. Веруй, терпи и надейся. Да пребудет с тобой Творец.
— Но как тяжело жить, зная, что твои истязатели ходят где-то рядом, видят свет восходящего солнца, красоту женского тела, лица своих детей. Это невыносимо! Невыносимо…
— Откажись от возмездия, смирись со своим положением. С терпением и надеждою прими себя нового, и Творец поможет тебе! Кара ждет приспешников зла, но судить и карать будет Творец наш. Терпи, добрый странник. Творец увидит старания и пребудет с тобой в помыслах твоих и делах. Знай, путник: Творец поддержит и простит.
* * *
Мальчик уже спал, когда монах привел Шавоя в приготовленную для ночлега комнату. Шавой слышал его дыхание, стук сильного сердца, чувствовал излучаемое кожей мальчика тепло.
«Это мой сын, Ваше Преподобие, — вспомнил он сказанные сегодня слова. — Мой сын, мой сын_» С этими мыслями вскоре пришел сон, и Шавой погрузился в его гостеприимное лоно.
* * *
— Отдай нам его, отдай…
Шавой проснулся, напряг слух. Окружающая тишина предостерегающе зазвенела в ушах.
— Доместико, — тихо позвал Шавой.
Никто не откликнулся.
— Доместико, проснись, мальчик! — настойчивее повторил Шавой.
И вновь лишь тишина беззвучно ответила ему.
«Я не слышу, как он дышит, — пронеслось в голове. — Может быть, он вышел по нужде? Или.»
Шавой поднялся с кровати.
«Бесполезно. В незнакомом месте у меня нет возможности передвигаться самостоятельно. Придется ждать».
Шавой сделал несколько шагов вперед — рука уперлась в щербатую стену. Смутные опасения закопошились в его разуме, словно насекомые в нагретой жестянке.
«Тебе ведь сразу показались подозрительными описания монастыря, одеяний монахов, их голоса, вопросы. Теперь пеняй только на себя. Мальчик тут ни при чем. Он — твои глаза, но не жизненный опыт и ум, наконец!»
Шавой развернулся и наткнулся на преграду. Кажется, стул.
— К черту! — рассерженно воскликнул Шавой.
— Не поминай черта в обители слуг Божьих, — раздалось поблизости.
— Кто здесь!?
Стул скрипнул, послышались шаги.
— Успокойся, добрый путник.
Шавой дернулся вперед, пытаясь настичь неизвестного.