На прошлой стоянке Есугена позвал к себе буддак. Священнослужитель сидел на наспех сколоченном деревянном помосте, скрестив босые ноги: ему нельзя касаться земли, поэтому носят его в специальном китайском паланкине, а на стоянках разбивают открытую юрту с деревянным настилом. Ухоженные тонкие пальцы буддака теребили тяжелый золотой медальон поверх расшитого красными нитями одеяния; его глаза под вечно закрытыми веками непрестанно двигались и «смотрели» вверх, на небо, которого не существует: там, за изогнутыми линиями облаков, угадывались очертания многочисленных крыш города Амадис. В нем Есуген не бывал ни разу в жизни, но мечтал когда-нибудь оказаться. Желательно в старости и с достаточным капиталом.
— Есуген, — промолвил буддак, хотя сотник приблизился тихо, ни единым шорохом не выдав своего присутствия.
— Я здесь, о Просветленный.
— Сядь рядом со мной, — старик похлопал ладонью по помосту, — и закрой глаза.
Есуген послушался, неловко сплетя ноги так же, как и буддак. Перед ними до самих предгорий Хэнтея простирались юрты, шатры и военные палатки десятитысячного тумена кочевников. Над разными подразделениями колыхались разноцветные туги; теплый ветер доносил ржание лошадей, окрики офицеров, запах конского навоза и дым от походной кухни. Доносил и вонь выхлопных газов нескольких грузовиков, которые барласы презирали, но изредка использовали по необходимости. Перед тем, как закрыть глаза, сотник поправил заплетенную Мирцей косичку, убрав ее за воротник бронежилета.
— Ты чувствуешь? Чувствуешь это? — спросил буддак.
— Что именно? Величие нашей армии, Светлейший?
— Нет, дурак! Ты чувствуешь глас неба?
— Нет, о Светлейший, — признался Есуген, чувствуя себя идиотом.
— Твои чувства притуплены, как и у остальных, — сказал, словно выплюнул, старик. — Вы все слепы, как новорожденные котята. Но я, посланец Бурхан-бакши, слышу, что глаголят небеса. Слышу каждый день…
— И что же они говорят вам, о Светлейший?
— Небеса жаждут крови… Тенгри говорит мне: бог смерти Ямараджа желает получить свою частицу крови от нас, и тогда он благословит Великого Хана на победу.
Сотник молчал. Не мог взять в толк, какое отношение ко всему сказанному имеет он сам. Будучи обычным наемником монгольского происхождения, он постоянно путался среди Великих Ханов, наследников того самого Океан-Хана, попавшего сотни лет назад в Медианн. Да и никакого неба нет; Есуген, слышавший о нем лишь от деда-пришлеца, подозревал, что небо это скорее абстрактное понятие, чем реальное явление. Которого, разумеется, никогда и нигде не существовало. Достаточно запрокинуть голову, чтобы убедиться в его отсутствии. А те россказни об ином мире и Земле — не более чем сказки для легковерующих дурачков. Да что тут говорить, если даже понятия «день» и «ночь» они используют в иносказательном смысле, ведь никакой ночи в Препарадизе не бывает. Зато день никогда не прекращается.