Селянин зыркнул на вольника и, принимая поручение, кивнул.
Они выдвинулись. К озеру вела тропа, в самый раз для двуколки. Вероятно, по ней ездили телеги. Позади, дурачась и подражая птицам, семенил Радим. На развилке Киону что-то привиделось. По внутренней броне скребанули острые когти. С дерева на него глазела кровожадная тварь. Она подразнила длинным языком и юркнула за ствол. Вольник зажмурился, отгоняя наваждение. Подобное случалось перед каждой охотой, но сейчас пульсирующая в висках тревога была куда сильней. Будто враг предчувствовал его приближение. Понуждал одуматься и возвратиться назад.
— Сюда! — позвал Ратибор, когда они выбрались из леса.
Охотник направил лошадь к караулке, бревенчатой полуземлянке со входом на южной стороне. Под навесом хранились дрова и инструменты. Он слез с двуколки и подошел к обрыву. Ветерок под ним рябил ширящееся, насколько хватало глаз, озеро. Где-то там таилось то, что привело его сюда.
— Разгружать? — спросил Ратибор.
Кион оторвал взгляд от дурманящей воды.
— Да. Только осторожно, — скомандовал он.
Мужчины спустили с крепления за сиденьем что-то тяжелое, обернутое в холщовую ткань, и аккуратно уложили это под навес. Один из помощников потянулся к сундуку.
— Я сам, — отогнал его непрошенный гость. Пригрозил: — За лошадь головой отвечаете. Пусть каждое утро ко мне приходят за поручениями. Поутру понадобится вода. А сейчас — езжайте.
Ратибор поправил упряжь, и проводники двинулись назад.
Радим не хотел уходить. Он еще долго стоял, пока его не позвали. Улыбался и смотрел на шепчущего над обрывом охотника за богом.
* * *
Наступила осень, а на удачу ни намека. Порой охотнику хватало месяца, а то и недели, чтобы выманить зверя на сушу или заарканить того в воде. Еще не случалось выжидать так долго. Разумеется, уповать на скорую поимку в таком большом озере не приходилось. Отсутствие зверя настораживало. Ни следов на берегу, ни всплеска на воде, ни единого пропавшего. Только волны тоски, накатывающие от воды, и холод опустошения. Скорее всего, чудище присматривается к нему. Или же давно сдохло.
Кион спросил как-то у Радима, что повадился приходить с посыльными:
— Знаешь, что я тут делаю?
Юнец, наблюдавший, как тот цеплял на сеть громадные крючки, ответил:
— Ты хочешь поймать бога.
— Бога? — фыркнул мужчина. — Почему вы называете эту мерзость богом?
— Бог не такой. — Юнец погрустнел. — Коркодил — не мерзость.
— Кто?
Охотник поднял на юнца глаза, спрятав в них усмешку.
— Коркодил. Так называл его один из тех, кто были до тебя. Я запомнил.
— Ты, видно, хотел сказать «крокодил», — поправил его мужчина. Должно быть, тот вольник так в шутку окрестил зверя, сравнивая его с рептилией с юга, а мальчишка переиначил по-своему. — И с чего вы так почитаете… этого коркодила?