Жертвоприношение Яме должно состояться последним.
В середину круга двое подручных буддака вынесли багряные парчовые полотнища — знамена барласов. Бэмбэрчины исступленно, со всей мочи заколотили по барабанам; вслед их ритмичному звучанию толпа раздалась, и по возникшему проходу в круг вывели женщину со связанными руками. Она не сопротивлялась. Это была Мирца.
Увидев жену, Есуген содрогнулся. Девушка была сильно избита: волосы слиплись от темной крови, а все тело покрылось кровоподтеками, красными и лиловыми. Лицо распухло в один огромный синяк, из-за чего она едва могла смотреть (глаза закрывали набрякшие темно-фиолетовые мешки). Мирца шаталась и наверняка упала бы, если бы ее под локти не держали солдаты.
Один из служек буддака-шамана поднес ей чашу, наполненную каким-то настоем, и сказал «пей». Она помотала головой. Тогда солдат справа ударил ее палкой под колено, девушка взвизгнула, но пить не стала. Ее повалили на землю. Один солдат удерживал ее, упершись коленом в спину, а второй бил палкой по пяткам. Раз, два, три… Десять. Каждый удар отзывался болью в сердце Есугена, и он хотел было уйти, но толпа не пускала — плечи людей плотно сомкнулись за спиной, так что пути назад не было. Придется смотреть до конца.
После избиения палками Мирцу поставили на ноги, и на этот раз она выпила из чаши. Служка настойчиво приказал пить до дна, и девушка допила, давясь и выливая часть жидкости на изорванный халат, вздрагивая от улюлюканья обступившей жертвенник толпы. Людей словно охватило безумие. Женщины, мужчины и дети корчили рожи и лезли вперед, но не пытаясь перебраться через низкую ограду. Есуген и сам почувствовал это возбуждение, почти сексуальное, граничащее с помешательством.
Кривляясь и подпрыгивая, пробежал по кругу, задевая лица людей вытянутой ладонью, служка буддака. Он был обряжен в костюм быка-первопредка — Буха-нойона. В обновленном тенгрианстве барласов все веры слились воедино, смерть зачастую символизировала жизнь, а жизнь была неразрывно связана со смертью, поэтому породивший все живое Буха-нойон стал одновременно несущим гибель Ямараджей. Как пожар очищает лес и дает ему новую растительность, так и смерть является основой продолжения жизни — так говорят шаманы.
Внутри круга происходило безостановочное движение. Каким-то образом свет померк, и эфир прекратил течь сквозь воздух; «Буха-нойон» продолжал бегать, причем все быстрее и быстрее, солдаты точили ножи, буддак пел свою тягучую молитву, а второй служка разводил новый огонь в черном углублении между трех жертвенных камней. Мирца закричала и бросилась бежать, но под смех толпы ее оттолкнули обратно в центр. Она внезапно заметила мужа.