— Есуген! Есуген, спаси меня!
Он сглотнул слюну. Он не мог ничего ей ответить. Все, чего он хотел, это уйти отсюда. И девушка, кажется, это поняла.
В следующую секунду ее сшиб с ног бегущий служка. «Бык» завалился на нее в своем несуразном костюме, и Мирца барахталась под ним, плача и призывая хоть кого-нибудь на помощь. Ряженый смеялся, рычал и крутил плоской башкой со стучащими черепами. Три глаза светились красным, будто в маску ритуального костюма вставили угли или фонари, в то время как сам костюм. Сам костюм! Есуген протер глаза кулаком. Ему почудилось, что лохматый наряд сросся с человеком под ним, превратившись в единое целое. А еще он вдруг с ужасающей ясностью понял, что никакой это не бог Ямараджа, и уж тем более не Буха-нойон, а нечто более страшное и материальное, хоть и неспособное проникнуть сюда, в реальный мир. И отлично, что оно не может сделать этого, — пришла мысль. В те несколько секунд, пока сотник видел, реально видел показавшийся из-за ширмы мироздания облик чудовища, ему стало не по себе. Там, откуда скалилась эта тварь, не было ничего хорошего.
Вдоволь поиздевавшись над жертвой, бык встал, схватил Мирцу за волосы, намотал их на кулак и потащил за собой в центр круга. Минутное наваждение прошло, и теперь он снова был всего лишь человеком в нелепом одеянии.
Мирца сорвала голос от крика и сейчас просто молча пыталась отбиться от мучителей — царапалась, брыкалась, била связанными руками. Солдаты лишь смеялись. Они накинули аркан на ее шею, натянули назад таким образом, чтобы при каждом движении веревка лишь сильнее впивалась в кожу.
Девушка наконец успокоилась, окончательно смирившись со своей судьбой. Ее положили спиной на деревянного осла, руки развязали и завели назад, где опять привязали как можно крепче. Остатки халата сорвали: столь любимые Есугеном полные упругие груди колыхались в отблесках горящего рядом пламени. Буддак подошел ближе, прервав свою заунывную песню, слепо нашарил руками тело жертвы и ласково, с какой — то иррациональной и неподходящей ситуации любовью провел пальцами по ее ступням, бедрам и животу, довольно цокая языком. После этого он засунул два пальца девушке в лоно (Мирца охнула и попыталась найти взглядом в толпе Есугена), вытащил и с интересом понюхал.
— Хорошая жертва! — крикнул он людям. — Боги будут довольны вами, барласы!
Барласское племя взорвалось единым воплем, словно все задержали дыхание и сейчас одновременно выпустили наружу этот звериный, яростный вой. Буддак улыбался. Он принял из рук солдата изогнутый жертвенный нож. Мирца при виде его заверещала, как поросенок, но не могла даже пошевелиться в своем положении, не говоря уж о том, чтобы как-то помешать палачу.