— Бородавки где нажил, увечный?
— У кого бородавки, у кого шанкр. Мягкой или жесткой. Согласен?
— Идем…
Шли молча, Ильюхин насвистывал мотивчик песенки, некогда услышанной в Петрограде: «Раскинулось море широко…» Бородавчатый прошипел:
— Заткнись. Откуда я знаю, что это не знак твоим?
В церковь вошли рядом, как братья, в алтарь — тоже. Все были в сборе, воцарилось удивленное молчание.
— Вот, товарищ с бородавками, — начал Ильюхин, — говорит, что имеет поручение товарища Юровского: вызнать — кто мы здесь и для чего.
Кудляков подошел вплотную.
— Откуда Юровский узнал?
— От попа, откуда же еще? — рассмеялся сумасшедшим смехом бородавчатый. Было такое впечатление, что он объелся белены и вообще — не в себе.
Кудляков мотнул головой, через мгновение Острожский и Баскаков втащили в алтарь священника. Он испуганно озирался и трясся мелко.
— Что знает Юровский?
— Что… собираетесь здесь… — Священник начал икать.
— А по сути?
— Вы же шепчетесь, а из-за дверей не слышно, — развел трясущиеся руки батюшка.
— Острожский, проверьте, что вокруг.
Кудляков прошелся вдоль престола.
— Ты кто? На самом деле?
— Такое же, как и ты. Догадайся — что? — Бородавчатый рассмеялся.
У Ильюхина побежали по спине мурашки.
Вернулся Острожский.
— Нищие костры жгут, наверное, еду готовят.
— Ладно… Принимаем решение. Чего хотят они — мы знаем… — повел головой в сторону священника и бородавчатого. — Мы не можем допустить, чтобы дело, ради которого мы действуем, сорвалось по безумию этих людей. Или по их трусости.
— Только… Только не здесь… — тихо сказал Баскаков. — Это алтарь. Это святое для каждого русского, поймите…
Кудляков улыбнулся.
— Господь умер на Голгофе. Она есть алтарь Его жертвы ради ближних и дальних, ради всех. А этот алтарь примет жертву во имя спасения миллионов. Авдеев, твой ход.
— Только не я… — Авдеев отступил в угол.
— Вы, товарищи? — Улыбка Кудлякова была страшной, нечеловеческой.
Офицеры переглянулись.
— Бог простит… — Острожский выстрелил бородавчатому в лицо. И сразу же глухо ударил второй выстрел. Батюшка рухнул на престол и медленно сполз на каменный пол.
— Помогите перенести убиенных. Я покажу… — Кудляков направился к выходу.
Тела перенесли туда, где две недели назад убили Долгорукова и матросов.
— Что же ты… — спросил Ильюхин, вглядываясь в белое лицо Авдеева. Тогда — героем, а теперь — мокрой курицей?
— Не… не знаю, — Авдеев схватился за голову. — Я… я все, все представить мог! Но чтобы так… В храме… в алтаре… Нет!
— В алтаре… — передразнил Ильюхин. — У революции свои, новые алтари, товарищ! Копай хотя бы…