«Неужто — знает? Неужто этот кобель без яиц Медведев все же донес? А этот возьми и поверь? Нет… Не должно. Это он просто так. Испытывает…»
И не отводя взгляда, без улыбки, равнодушно-равнодушно:
— Эх, Яков Михайлович… Я так думаю, что сначала надо зверя в берлогу загнать. Или пристрелить.
— Здесь ты прав. Не обращай внимания. Я просто так…
Снял с гвоздя кобуру с маузером, надел на ремень, затянул.
— Вели все яйца, которые в корзине, незамедлительно сварить. Вели Харитонову. Мне особенно приятно будет, если яйца эти приготовит царский кухмейстер, а?
И подмигнул.
Ильюхин отправился исполнять. Харитонова нашел на кухне. Он что-то готовил в окружении княжон. Ильюхин увидел Марию и застыл. Язык присох к небу, в голове стало мутно.
— …плохо? — донеслось, будто из подвала. Встряхнулся, словно собака, выбравшаяся из воды, заставил себя улыбнуться:
— Благодарствуйте, я здоров. Я, собственно, к Ивану Михайловичу… Не отводя глаз от лица Марии, протянул корзину с монастырским подношением. — Комендант распорядился сварить.
— Пять или десять? — с деловым видом осведомился Харитонов, но Ильюхин не ответил. Теперь — от волнения, должно быть, он засмотрелся на бородавку с длинными-длинными волосами. Она украшала правую скулу повара.
— Так сколько же сварить? — повторил Харитонов.
— Приказано — все, — равнодушно сообщил Ильюхин и вдруг услышал смех: Ольга, Татьяна и Анастасия заливались хохотом.
— Он… он — что же… их… все… все… съест? — давилась Анастасия. От смеха она стала еще меньше и еще толще — так показалось Ильюхину. Татьяна вытирала слезы и была очень некрасива, просто очень. Ольга отвернулась, ее плечи подрагивали, значит — допек их товарищ Яков.
Мария не смеялась. Она грустно смотрела на Ильюхина и вдруг подошла и взяла корзину из его рук, повернулась к Харитонову:
— Иван Михайлович, сделайте, пожалуйста, как просят…
Харитонов мелко закивал:
— Да… Да-да, ваше… Мария Николаевна. Да! Через двадцать минут всё будет готово!
В дверях Ильюхин остановился:
— Спасибо, Марья Николаевна.
…Через двадцать минут он принес сваренные вкрутую яйца в кабинет. Юровский поднял глаза:
— Возьми хлеб и соль. Выезжаем через десять минут…
Спрашивать «куда» было бессмысленно. Да и зачем?
От ДОНа отъехали в десять утра, на Вознесенском и в переулке пусто, обыватели еще спят. Пролетка покачивалась на рытвинах, Юровский умело поводил вожжами, прицокивал и понукал чалую кобылу: «Ну-ка, Зойка, телись-двигайся…»
«И эта — Зоя… — с вдруг вспыхнувшей тоской подумал Ильюхин. Никакого тебе спасения. Одни Зои…»
Ехали минут пятнадцать, потом повернули направо, к Верх-Исетскому заводу, вскоре множество невысоких труб обозначило его присутствие…