– На этот раз я пропущу. – Я пытаюсь изобразить нечто похожее на извинение.
Они не настаивают; полагаю, и так знали, что я не передумаю.
Мы слышим мамины шаги на лестнице и поворачиваемся к двери. Она появляется с полосатой бело-синей коробкой в руках. Элли улыбается матери одной из ее заговорщических улыбок, и мне сразу становится ясно, что сестра приложила руку к содержимому коробки.
– Это что? – спрашиваю я, прикрывая улыбкой свою тревогу. – Новые туфли?
Они нервно переглядываются, когда мама садится, и каждой явно хочется, чтобы заговорила другая.
Мама кладет ладонь на крышку коробки и быстро сглатывает.
– Поскольку сейчас канун Нового года, мы хотели дать тебе понять, что никто из нас никогда не забудет Фредди, – говорит она, и я уже слышу, как ее голос меняется от слез. – Мы собрали наши любимые фотографии, ну и разные мелочи, которые сильнее всего напоминают о нем, и сложили в эту коробку, чтобы отдать тебе.
Ох!.. Я смотрю в полупустую кружку с шоколадом и не хочу плакать.
– Тебе не обязательно заглядывать в нее сейчас, – торопится уточнить Элли. – Мы просто не хотели, чтобы этот день прошел неотмеченным.
Когда я проснулась утром, то как раз намеревалась оставить этот день без внимания. И теперь просто не знаю, что чувствовать.
– Я хочу посмотреть.
Мама кивает и поднимает крышку. Сразу же вижу знакомые вещи: фотографии и дешевые сувениры из поездок, которые стали теперь бесценными.
Мама достает один из снимков и кладет на стол, рассеянно разглаживая пальцем погнутый уголок.
– Думаю, это первое фото вас двоих, которое у меня появилось, – говорит она. – Вам тут лет по пятнадцать, наверное.
– Четырнадцать, – тихо уточняю я. – Мне было четырнадцать.
Она кивает, не сводя глаз с фотографии.
– Я поначалу тревожилась, что он уж слишком хорош, – с тихим нервным смешком признается она. – Казалось, он разобьет тебе сердечко.
Не помню, когда был сделан этот снимок, но живо помню то наше длинное, полное солнца лето. Я каждый день пребывала в восторге, упиваясь головокружительным коктейлем первой любви. Смотрю в собственные глаза на фото, когда мама отодвигает снимок, и на мгновение задумываюсь: может, было бы лучше, если бы она оказалась права насчет Фредди и он бы разбил мне сердце тем летом, а не спустя пятнадцать лет. Конечно, я это не всерьез. Даже вообразить не могу, какой бы стала моя жизнь без него. Безусловно холоднее и скучнее. В ней не было бы… не было бы всего. Вообще ничего.
– Ты посмотри, какие волосы у Джоны, – смеется Элли, и я благодарна ей за то, что она пытается поднять всем настроение. – Девяностые годы были к нему не слишком добры.