Она зарыдала. Унисса опустилась рядом.
— Посуди сама, — мягко произнесла она, — ты — домашняя девочка, и если я буду ждать, когда в тебе прибавиться ума, чтобы меня слушаться и понимать мастерство, время источит меня в худую щепку, которую и в букет не взять, только выкинуть.
— Но почему все так? — сквозь слезы произнесла Эльга.
— Потому что это жизнь, — сказала Унисса. — Она не всегда весела и справедлива, и очень часто тяжела.
— А я не хочу!
— Кто ж этого хочет?
Девочка подняла голову.
— Вы!
— И еще обижаешься на дурочку, — улыбнулась мастер.
— Просто…
Эльга посмотрела в глаза Униссе и уткнулась в пахнущее листьями платье, хотя, наверное, мгновение назад ни за что бы этого не сделала.
— Просто мне пло-охо!
Лицо ее утонуло в складках ткани, в тепле чужого тела. Мастер, помедлив, огладила вздрагивающее Эльгино плечо.
— Это не дело.
— Де-ело…
— У нас есть работа, — сказала Унисса. — Станешь грандалем, реви сколько угодно. А пока нет времени. Ладно?
Эльга, судорожно выдохнув, кивнула.
— Ладно.
Утирая глаза, она поднялась на ноги.
— Собирай все, что тебе кажется интересным, — сказала мастер. — Это часть мастерства. Нужные травинки и листья должны сами идти в руку. Пошли.
Они миновали луг.
Унисса рассказывала про дрок, чужицу, лен и синие глазки, что с чем сочетается, что не сочетается, что чувство букета должно возникать на кончиках пальцев, это чувство придет изнутри, само, и что мастер Крисп под старость составлял букеты, пробуя листья на вкус.
— А так можно? — спросила Эльга.
— В конце жизни ему изменило зрение, — ответила Унисса. — Но букеты у него получались лучше, чем всегда.
— А он стал грандалем?
— Нет, — сказала Унисса. — Не успел. Ему всегда казалось, что еще чуть-чуть не хватает.
Роща начиналась в ложбинке, заросшей ягодником, и взбиралась выше по склону невысокого холма. Они прошли первые деревья. Унисса сорвала несколько листьев с нижних веток, растерла их в ладони, принюхалась.
— Хороший лес.
— А чем он хорош? — спросила Эльга, потянувшись к понравившемуся, почти прозрачному на солнце листу.
— А вот подумай, — сказала мастер.
Они бродили между деревьями. Здесь росли бук и орешник, кое-где, особняком, стояли дубы, кряжистые, морщинистые, с кронами, не пропускающими лучи солнца к земле. Под ними почти не было травы. А выше по склону качались гибкие стволы лебяжника.
Его узких листьев Эльга нарвала больше всего — к ним даже тянуться не приходилось, пригнул ветку — и собирай. Сак скоро распух, и листья внутри шуршали при каждом шаге. Словно переговаривались и выражали неудовольствие.