Чёрная пантера с бирюзовыми глазами

18 августа 2010 года, четверг

– Я его боюсь!

Эти слова больно ударили. Очень больно. Я знала, что меня боятся, и не думала, что так болезненно отреагирую, когда их услышу. Считала, что готова к этому. Нет, я оказалась не готова услышать, что пугаю собственных родителей. Одно дело – догадываться, совсем другое – это слышать.

Сжавшись в комочек на кровати, я зажала уши руками, хотя прекрасно осознавала, что это не поможет. Разговор вёлся в другом конце нашего совсем не маленького дома, на два этажа ниже. Больше пятидесяти метров, с полдюжины толстых стен и перекрытий. Чем помогут ещё и мои ладошки?

– Чего нам от него ждать? Сколько можно так жить? Я боюсь за наших детей!

Но я же тоже ваш ребёнок! Мне плохо. Мне больно. Почему же никто не волнуется, не боится за меня?

– Она вроде бы не опасна. Ведёт себя нормально. Никакой агрессии не проявляет. Возможно, ты напрасно так реагируешь.

Голос отца звучит не особо уверенно. Кого он хочет убедить – её или себя?

– Но это не значит, что всё нормально. А что, если оно просто выжидает? А потом набросится на нас? Это же ходячий труп! Зомби!

Вот это слово и прозвучало. Зомби. Ходячий мертвец. Именно такой я и стала после того, как пару месяцев назад подхватила какую-то инфекцию, от которой два дня провалялась в таком жару, что на медицинских термометрах не хватало делений. А потом температура так же внезапно стала падать. Когда она опустилась до температуры трупа, я вдруг очнулась, с виду совершенно здоровая и нормальная. Но только с виду.

Все мои чувства внезапно не просто обострились, а стали запредельными. Я могла слышать, о чём разговаривают люди в доме через дорогу, видеть то, что обычный человек без бинокля не разглядит. Причём даже в темноте. Я чувствовала запахи того, что готовят в буфете при больнице, знала, какие цветы зацветают в соседнем сквере или какими духами набрызгалась проходящая по улице женщина.

Я ни о чём не рассказывала окружающим. Какой-то животный инстинкт заставил меня скрыть ото всех то, что со мной вдруг стало происходить после пробуждения. Но кое-что скрыть было всё же невозможно. И не только температуру тела. Моя кожа стала невероятно плотной. Когда медсестра хотела сделать мне инъекцию – игла согнулась. После этого врач попытался сам взять у меня кровь на анализ, но не смог. Иглы мою кожу не брали. А когда он попытался сделать разрез скальпелем – ранка хотя и появилась, но моментально затянулась без следа.

После этого родители срочно забрали меня из больницы. Я слышала, как и врачу, и медсестре были заплачены огромные деньги, чтобы они забыли о том, чему были свидетелями, а так же уничтожили все данные о моём пребывании в больнице. И с тех пор я безвылазно сижу дома – мне запретили выходить на улицу и с кем-то общаться. Майкла и Сьюзан, моих младших брата и сестру отправили к бабушке в Даллас. А мне даже не разрешают выходить из комнаты, когда в доме находится кто-то посторонний – приходящая прислуга, например. Цепями к стене пока не приковывают, но я и этой возможности в будущем не исключаю. Хотя, цепями меня теперь вряд ли удержать.