— Звучит заманчиво.
— Мы не можем здесь оставаться, — заявила Уна. — У меня срочные дела.
Куин был бы очень даже рад вернуться в автомобиль и оттуда наблюдать за продолжением спектакля, но у Белль были свои планы.
— А я не прочь посмотреть на эту птицу, — сказала она новому знакомцу, глядя ему в глаза взглядом, который Куин хорошо знал по собственному опыту и от которого, конечно, растворятся известковые бляшки в сердце старого чудака. — На эту желтогрудую хрень, как ее там.
— Иктерия, — сказал старик, протягивая ей бинокль. Тут только Куин заметил, что у него одна рука парализована.
— Мой сын любит птиц, — сообщила ему Белль.
Ларри, который, казалось, разбирал ее речь без всякого труда, ответил:
— Чем их больше, тем веселее.
— Мы уходим, — заявила Уна.
Белль ответила, глядя в окно:
— Я остаюсь здесь с Ларри.
— Ты прекрасно выглядишь, Лаурентас. Я рада, что у тебя все в порядке. Прощай, — с этими словами Уна направилась к выходу.
— Эй, — окликнул Куин.
Белль уже не обращала внимания на него — она расположилась на освободившемся стуле Уны и беседовала с ее сыном про детей и птиц. У Ларри четыре дочери, два сына, девять внуков и выводок правнуков и праправнуков — Уна про них даже не спросила. Все потомки Ларри, похоже, были кочевниками, устремленными за горизонт.
— Видите ли, ведь мой биологический отец был циркачом, — сообщил он Белль с какой-то грустной гордостью, нежась в тепле ее внимания.
«Да она заигрывает с тобой, приятель», — подумал Куин. В прежние времена он сказал бы это вслух, и его замечание позабавило бы Белль, она бы рассмеялась и призналась, что не может удержаться от флирта с детьми и стариками. Сейчас все было иначе, Куин видел, как тепло из ее изболевшегося, истерзанного нутра изливается на подточенного молью дедулю, который каким-то загадочным образом связывает ее с потерянным сыном. Похоже, она себя тут чувствует как рыба в воде. Куин словно увидел ее изнутри. Может, все эти годы она об этом и просила — увидеть ее такой? Может, наконец-то он исполнил ее заветное желание? Резкий свет, падавший из окна, размывал ее профиль, выбеливал волосы, и ее тоже можно было принять за девяностолетнюю старуху, больную, трясущуюся, дряхлую. Куин вообразил себя мужем старой женщины, и в уме живо нарисовалась картинка, как он еще раз предает Белль, уже в конце жизни.
Он повернулся и пошел прочь, вышел из вестибюля под предзакатное солнце и возле крыльца обнаружил Уну, почти осевшую на тротуар. Дрожа от страха, он помог ей, насколько она позволила, дойти до машины и усадил, открыл все окна и отогнал машину в дальний конец стоянки под большое раскидистое дерево, то самое, которое, судя по всему, красовалось на обложке рекламного буклета «Фруктового сада». Достал бутылку воды из дорожной сумки. Их одежда впитала испарения палаты, и в салоне тоже запахло больницей. Его подруга (именно так он мысленно назвал Уну, когда держал бутылку с водой, а она оправляла потную одежду) впала в мрачное расположение духа.