Надежда вспыхнула у него почему-то в глотке.
— Я освобожусь в четыре, — сказал он. — Успокойся, Сильвия.
— Как я могу успокоиться! Лучше бы мои дети никогда не ступали на эту дорожку. У них есть чувство… как бы сказать… непобедимости. Все, чего им ни захочется, — пожалуйте, получите и распишитесь.
Помолчав, она добавила:
— Если честно, я виню тебя.
Это было чересчур, даже для Сильвии. Он сказал:
— Опа! Кажется, ты забыла, кто купила им автодом.
— Я не про подарки, которые им дарила я, — ответила Сильвия. — Совсем нет. Я про личный пример, который им подал ты. Ты показал им, что можно стать звездой, добиться успеха, заработать на жизнь музыкой, ты сподвиг этих впечатлительных хомячков стать музыкантами.
Куин онемел. Это было самое прекрасное, что Сильвия когда-либо говорила ему, хотя прозвучало как обвинение. Она нажала «отбой» прежде, чем он успел поблагодарить ее. И прежде, чем успел сказать, что никогда — вообще никогда, даже в восьмидесятые, — не носил кожаных штанов.
Он подошел к парковке для рабочих ГЮМС, которую окружали подстриженные деревца.
— Добро пожаловать, Портер! — усмехнулась Дона, похлопывая блокнотом по бедру. — Как приятно снова тебя видеть.
Она вписала его имя в график и поручила работу, от которой все отказались: вручную вставлять блестящие вкладки в четыре тысячи брошюр для компании, которая продает походное снаряжение. Эта ручная работа была исправительной мерой: Дона применила ее, потому что Куин пропустил смену на прошлой неделе, не предупредив, вопреки обязательству делать это.
— Я помогал одной старушке, — сказал он.
Дона громко рассмеялась. Куину было все равно, он мысленно повторял каждое сказанное Сильвией слово из их разговора. «Ты нужен нам здесь».
«Если Бог существует, — молился Куин, — пусть он будет гитаристом».
— Я же звонил, — напомнил ей Куин. — Ренни дал мне выходной.
Но у Доны была фотографическая память, в которой хранилось все, и она злорадно напомнила ему, как он и раньше не пришел на работу без предупреждения — это случилось с ним вообще впервые в жизни уже много времени тому назад, когда он ездил в турне с «Тропой воскрешения». Куин с некоторым опозданием осознал, как отчаянно ему хочется вернуться к ним, как он сгорает от желания впрыгнуть в брошенные ботинки Зака.
В пол-одиннадцатого появился Ренни, якобы проверить, как идут дела.
— Привет, — сказал он, подходя к рабочему столу.
Карманы его брюк топорщились, как юбка у девушки.
— Прости за вчерашний вечер, — сказал Куин.
Ренни оглядывал все вокруг. Сволочизмом он не отличался, поэтому на его присутствие никто не обращал внимания.