Куин нашел ее наверху, она лежала в кровати, бледная, как привидение.
— Уна, — сказал он. Беспомощно, безнадежно. — О, боже.
— Тсс, — сказала Белль, рукой преграждая ему путь, но Тед посторонился, пропуская его.
— Что случилось? — спросил он. — В чем дело?
— Все в порядке, Куин, — ответил Тед. — Парамедики только что уехали.
— Уна, привет, — прошептал Куин, подойдя ближе.
Ее глаза были закрыты, неподвижное лицо неестественно розового цвета, как бывает иногда у покойников в гробу.
— Простите, что не открываю глаз, — пробормотала Уна. — Я хочу покоя.
— Вы что! — воскликнул Куин. — Какой покой! А рекорд среди долгожителей с водительскими правами!
Он всматривался в ее загадочно-бесстрастное лицо.
— И еще рекорд среди обычных долгожителей. Вспомните эту мадам, как ее там. Мадам француженку.
Она открыла глаза, посмотрела на него вполне осмысленно.
— Да я не про вечный покой, какой вы дурачина. Просто хочу немного вздремнуть.
— Ах, да, — кивнул он, охваченный радостью. — Конечно, Уна. Разумеется. Вздремните.
— Так я и дремала. Пока вы меня не разбудили своими воплями.
— Ну, простите, что я расстроился из-за вашей смерти.
— Я и не думала умирать.
— Ну, теперь вижу.
— Жанна Луиза Кальман.
— Что?
— Ее зовут Жанна Луиза Кальман, — сказала Уна. — Француженку, которую я намерена обставить в этой гонке.
Куин бросил взгляд на Теда и Белль, которых, похоже, развеселило заявление Уны.
— Ваша леди и командир скаутов здесь уже несколько часов, — сказала Уна. — До сих пор у меня был только один знакомый библиотекарь, такая доброта меня просто обескураживает.
Только тут Куин заметил чай, остывающий на прикроватном столике, тщательно взбитые подушки, чистую ночную рубашку. Эти проявления заботы делали заботливым и его. Ему хотелось быть добрым — не казаться, а быть.
Он встал на колени и взял ее руки, теплые и слабые, в свои.
— Мне надо вам что-то сказать… — Он обернулся к Теду, посмотрел ему в глаза: — Можете оставить нас на минуту?
Тед вместе с Белль спустились по лестнице, а Куин крепче сжал руки Уны.
— Мне надо вам что-то сказать, — повторил он. — Это касается Говарда.
— Какого Говарда?
— Вашего мужа. Говарда Стенхоупа. Автора песен.
— Говард писал чудовищные песни.
— Нет, вовсе нет, Уна. Это не так.
Она прищурила зеленые глаза.
— Что вы такое говорите?
— Я только что послушал его песню, ту, которую вы дали мне. Божьи братья сделали обалденную аранжировку. Уна, вы должны это слышать.
— Религиозные мальчики? Им понравилось?
— Они в восторге. Но есть еще один момент, Уна. Говард писал эти песни для вас, — Куин никогда ни в чем не был уверен так, как в этом. — Я считаю, он писал эти песни для вас, молодой и прекрасной.