Мисс Виткус сунула руку Куину под куртку, в теплое нутро. Он почувствовал прикосновение ее руки к груди, словно птица на миг присела и вспорхнула, она вынула руку — и некролог материализовался у нее на ладони вместе с завернутой в него пятидолларовой бумажкой. Она молча протянула их Куину. Словно откуда-то издалека прилетела к нему острая жалость к мальчику, который не видел этого фокуса. То, что Куин сумел почувствовать что-то, кроме стыда за себя, само по себе походило на чудо.
— Почему вы пропускали свидания? — спросила она. В ее голосе слышалось любопытство.
Он сдался, уступив ее возрасту, выразительному взгляду, повелительной манере.
— Я не понимал, что у него в голове, — признался он. Горе подступило откуда-то из глубины и обрушилось на него. Глаза у нее по-прежнему молодые. — Я не понимал, как вести себя с ним.
Она выслушала его без осуждения, как показалось Куину, и сказала:
— Мы с Рэндаллом так и не нашли общий язык. Он был хороший мальчик, но не было у нас с ним ничего общего. Такой независимый, честолюбивый, с самого детства. Я никогда не чувствовала, что он по-настоящему нуждается во мне.
Куин встал, положил вырезку с некрологом в карман, а пять долларов оставил на столе.
— Может, нужно что-нибудь сделать? Пока я тут?
— У меня в гостиной перегорела лампочка. А я ненавижу залезать на стулья.
Он взялся менять лампочку, для этого потребовалась стремянка. Которой, в свою очередь, потребовалась починка.
В назначенный день — в субботу — Куин опять пришел, и в следующую субботу тоже.
Май сменился июнем, Куин приходил вместо мальчика, без опозданий, с инструментами, и делал все, чтобы целиком и полностью исполнить долг сына, как он это понимал.
— Сегодня у меня торт, — сказала она. — Вам понравится. В нем есть секретный ингредиент.
— Кому же не понравится секретный ингредиент?
— Полагаю, вы можете звать меня Уна.
— Вы же зовете меня Куин.
— Я да. Но вы джентльмен и моложе меня. А я старая дама.
— Разрешите называть вас Уна? — улыбнулся он.
— Разрешаю. У меня водосточные трубы засорились, между прочим.
И он прочищал водостоки, перевешивал дверь, заменял ступени на крыльце, наблюдая медленный приход лета. Каждую субботу он оставался, чтобы вкусить крекеров в виде животных или торта и обменять пятидолларовую бумажку на неизменные «Пеструю ленту», «Переворачивающуюся семерку» или «Руку-магнит». Иногда она заставляла исчезать что-нибудь: карту, или монету, или носовой платок, подрубленный вручную. Исчезновения — эти ловкие трюки, незаметные маневры, забавные «вот есть — и нет», для которых требуется чуть больше, чем средней руки престидижитатор, и зритель, который жаждет быть обманутым, — стали его фаворитами.