Он спрыгнул с кресла и провел пальцем по столбцу цифр на листке с краю.
— Смотрите, тут рядом с именем указан возраст. Кому сколько лет и дней.
Уна заметила в списке женщину из Осло, другую из Таиланда, еще несколько с юга США. Упоминались там и несколько мужчин, чаще японцы.
— Кто находит этих людей?
— Ученые. Называются геронтологи.
Уна прищурилась:
— Твоя мама учительница?
— Моя мама библиотекарь.
— Ты говоришь как библиотекарь.
— У меня нет друзей.
— У меня тоже, если честно. Мы пьем чай с дамами из церковной общины, но от их жалоб на здоровье того и гляди заболеешь. Ты хороший мальчик. Почему у тебя нет друзей?
— Люди не любят тех, кто не занимается спортом. И даже карточные фокусы не помогают.
— Я же тебя предупреждала.
— Во-первых, я не люблю спорт. Во-вторых, я не люблю большие компании. В-третьих, я не люблю перерывы на ланч.
— Я же тебя просила не показывать эти фокусы в школе.
— Я предпочитаю другие занятия, — сказал он. — Я люблю заниматься другими делами.
Она не вполне поняла, что он имеет в виду под другими делами. Навещать старых леди? Выискивать информацию в интернете? Убеждать людей поставить мировой рекорд, для которого не требуется таланта ни на йоту?
— Значит, никого не интересуют люди в возрасте от ста до ста десяти лет? — спросила Уна.
— Их слишком много. Почти треть миллиона, если брать всю планету. Так я думаю.
— И где ж они все скрываются?
— Не знаю, — мрачно ответил мальчик.
— Слушай, я тут подумала, что мне не хватает всего одной-двух пневмоний до мирового рекорда. У нас нет причин впадать в уныние.
Он печально покачал головой.
— Все в порядке, — сказала она. — Прорвемся.
Она достала колоду карт, чтобы отвлечь их обоих от грустных мыслей, и в течение нескольких минут морочила ему голову фокусом, который даже колли с пониженным интеллектом раскусила бы за полминуты. Он не был тупым — вовсе нет, — просто очень доверчивым.
— А что стало с Виктором, с тем красавцем-блондином из России? — спросил он.
Уна покраснела. Жуткая фотография рекордсменки-француженки застряла у нее в голове. Неужели сама она тоже выглядит как гнилое яблоко? Не слишком ли многого она хочет от этого мальчика, рассчитывая, что он мысленным усилием отбросит прочь ее нынешний облик — запавшие глазницы, кожу, которая висит на костях, как мешок на вешалке? Когда-то она была красива. Способен ли этот мальчик двадцать первого века на такой полет воображения, который требуется, чтобы представить ее юное тело, тонкие щиколотки, глянцевые плечи, золотисто-каштановые волосы, с помощью яичного белка уложенные марсельскими волнами? Способен ли он увидеть вместо застиранной кофты и слаксов блузку из яркого поплина, купленную в галантерейном магазине Мак-Кэя в июне 1916 года? Уна решила, что способен.