…
Я даже подумала — на минутку, правда, — я подумала, он хочет меня убить за то, что я спуталась с русским.
…
Прости. Я забылась на секунду.
…
Что было перед этим? Ну, несмотря ни на что, я с радостью вернулась домой после всех приключений. Беременная, ясное дело. Мод-Люси приехала из своего Граньярда и заботилась обо мне.
…
Да, она бросила свою больную тетушку. Ради меня. Папа с годами стал неплохо говорить по-английски, но писал чудовищно. Мама еще хуже. Делала такие ошибки, что глаза на лоб лезли. Я никогда не видела этого письма, но из него Мод-Люси сделала вывод, что я умираю от чахотки. Представь себе ее удивление, когда она застала меня в полном здравии и круглую, как тыква.
…
Да-да, это так! Понятно, что нужно поднапрячь воображение, но я была пухлой и крепкой девушкой.
…
У тебя с воображением, конечно, все обстоит прекрасно. Кто еще вообразил бы, что такая старая развалина, как я, может побить мировой рекорд?
…
Продолжаем. Короче. Мод-Люси забрала меня к себе на третий этаж и взяла под свою опеку, читала мне книжки, а я уплетала зефирки из коробки, задрав ноги кверху. Она играла мне на пианино, пела и читала вслух очень длинный роман Чарльза Диккенса.
…
Холодный дом. Долго мы его читали. Я была совершенно счастлива. Может, это обстоятельство — женщина, которую я любила больше всех на свете, нянчилась со мной — ввело меня в заблуждение, что время можно повернуть вспять. Ты еще слишком мал и не понимаешь, как заманчива эта мысль. Я вообще забыла, что жду ребенка. Но срок рожать подошел и принес столько сюрпризов!
…
Сюрприз номер один — выяснилось, что от Мод-Люси Стоукс никакого проку — она только рыдала в голос и заламывала руки так, что чуть не вывихнула их. Мама поила меня виски из фарфоровой рюмочки для яиц, расписанной листочками. Еще одна вещь с родины, которую я никогда раньше не видела. «Ша, ша, ша», — приговаривала она. — «Ша, ша, ша».
…
Уж не знаю почему, только мне это помогало. Мод-Люси маячила где-то вдалеке, выла и кричала на папу. Довольно грубо, нужно отметить.
…
«Ради всего святого, Юргис, давай отвезем ее в больницу!» Сюрприз номер два — правильно, разгибай палец — мама с папой не послушались ее. «Нет, — сказали они. — Нет, нет и нет».
…
Потому что больница в Кимболе была местом мрачным и зловещим. Мама то от одного, то от другого слышала разные истории, и они всегда кончались одинаково: туда — ногами, оттуда — вперед ногами.
…
Сюрприз номер три — ну, это просто феерия: папа со скальпелем в руке. Он вынул из чемоданчика еще какой-то пакетик, мама высыпала его в виски, я выпила и успокоилась. «Уна, душа моя», — прошептал он. Глаза у него были синие, любящие. «Нет пугаться, нет пугаться», — сказал он. Я и не стала пугаться. Голова только кружилась, ты представь себе: лежу я там, вокруг суетятся родители, о которых я почти ничего не знаю. Мне так безумно хотелось поговорить с отцом на языке, который у меня отняли. Но было уже поздно, я стала американкой, меня вырастила Мод-Люси. Я не знала ни единого слова на родном языке. «Я думала, ты был фермером», — сказала я папе. «И врачом», — ответил он, а потом я вдруг увидела голову Лаурентаса и услышала его крик. У цыпленка оказались сильные легкие.