Такова была эта история, собранная из обрывков английских фраз родителей, но лишь сейчас Уна пережила ее. Она вспомнила, как вокруг сильно кашляли, горизонт качался, а мать обгрызла звездчатую плесень с кусочка сыра и, очистив, отдала его Уне. Как родители шепотом вели долгие, взволнованные разговоры, как презирали других эмигрантов, обитавших в битком набитых тесных блошиных сараях, будто сардины в банках. Как боялись потерять свои документы, как ненавидели российскую армию, как радовались, что сумели убежать и никто их не задержал.
Выкатилась откуда-то еще одна драгоценность, на этот раз целая фраза: Dievas davė dantis, Dievas duos duonos. Бог дал нам зубы, Бог даст и хлеб.
Должно быть, когда-то она знала свой родной язык, иначе откуда бы возникали в памяти ни с того ни с сего эти фразы. Уна не любила иронии, но ей виделась какая-то жестокая ирония в произошедшем: ее родители бежали в Америку среди прочего и потому, что русские хотели лишить их языка предков. Она гадала — вдруг этот язык хранится в потайном уголке ее существа не в виде осколков и обломков, которые стали в последнее время откуда-то вылетать, а в законченном виде, и в один прекрасный момент вырвется наружу, и она заговорит на нем легко и свободно.
До сих пор в ее жизни такой момент не наступал.
Куин прибыл минута в минуту, как договаривались.
— Проснись и пой, — воскликнул он, с шумом задвигая за собой двери.
— Проснулась я несколько часов тому назад, — сказала она. — А поют пусть те, кто помоложе.
— Уна, вы сияете, как новый саксофон. А прическа-то!
— Да, такую прическу даже пуля не пробьет, хоть на войну иди. Она обошлась мне в сорок долларов.
У него на щеках проступил румянец. Путешествия ему были по душе, она это понимала: такие люди, как Куин, которые всегда убегают от себя, любят дорогу. Он взял ее вещи и прошел к машине. Возраст машины произвел на него огромное впечатление, и он похвалил Уну за обычай заводить ее дважды в неделю и выезжать за покупками, и она почувствовала себя польщенной в глубине души. Куин помог ей сесть на пассажирское место, поддерживая за локоть длинными пальцами, что вызвало в ней парадоксальное ощущение: приступ беспомощности с приливом энергии.
Она разглаживала брюки на коленях, пока Куин запрыгнул на место водителя и взял в руки руль. Она ожидала, что они рванут с места в карьер и одолеют путь в кратчайший срок (интересно, подумала она, каков рекорд скорости), но он вел машину с величайшей осторожностью, пропустил самый удобный съезд на шоссе и неожиданно свернул в сторону скопления ухоженных домов.