В тот момент Горчакову ужасно хотелось вновь прибегнуть к старому испытанному средству, дающему иллюзию покоя и забвения, и, если бы не Леший, он, наверное, сорвался бы.
Максим не желал никого видеть, городская суета угнетала его, прежняя работа казалась пыткой. Леший, помнивший, что его друг когда-то увлекался рыбной ловлей и охотой, предложил тому поработать егерем.
Бывший каскадер ухватился за эту идею. С помощью Лешего, у которого был какой-то шапочный знакомый в охотхозяйстве, Горчаков устроился на должность помощника егеря, а через год стал егерем. Лес, безмолвный и в то же время полнящийся множеством самых разных звуков, ласкающих слух усталого и измученного горожанина, вылечил его и спас. Теперь Макс приезжал в Москву лишь тогда, когда у него появлялось какое-то неотложное дело.
Он полюбил свою новую работу. Скромная должность отнимала много сил и не приносила высоких заработков, но его это ничуть не смущало. Если бы не запоздалая тоска по сыну, которую он так и не смог преодолеть, он, наверное, чувствовал бы себя счастливым.
Маленькая охотничья избушка казалась ему самым комфортным местом на земле, и, приезжая в Москву по делам, он старался поскорее вернуться в лес, который стал для него родным домом. В городе его раздражало все: уличные пробки, толкотня в магазинах, громкая музыка, которую слушали по вечерам соседи. Если приходилось оставаться на ночь, он подолгу не мог заснуть: мешала духота и несмолкающий шум за окном. Он ненавидел свою квартиру, где каждая вещь напоминала ему о жене и о несчастливом прошлом.
Впрочем, о Веронике Максим вспоминал все реже и реже, а если и думал о ней, то уже без горечи и боли. Он простил ее, может быть, потому, что относил корыстолюбие и склонность к предательству на счет всей женской половины человечества. Он был уверен: все женщины за редким исключением подобны Веронике. Леший пытался его переубедить, беззлобно подтрунивал над ним, но своего мнения Горчаков не переменил. Однако когда у друга семейная жизнь тоже закончилась крахом, Максим ни словом, ни намеком не напомнил, что был прав.
В лесу быстро темнело, розовый отсвет предзакатного солнца ложился на верхушки елей, но солнечные лучи не проникали вглубь, и лиц двух мужчин, стоявших возле маленькой избушки, уже невозможно было разглядеть. На лугу и на деревенских улицах было еще светло, день угасал медленно, неохотно; здесь же, в чаще леса, в свои права потихоньку вступила ночь — умолкли дневные птицы, закрылись лесные цветы, затрепетали в воздухе таинственные черные тени.