У нее сжимается сердце. Она вздрагивает и, чтобы скрыть волнение, посматривает на часы.
Около девяти утра.
— Хочешь чая? — сразу же приподнимается Павлик.
Чай он предлагает ей уже в пятый раз.
Лизетта едва удерживается, чтобы не ответить ему: хочу, чтобы ты замолчал. Павлик иногда ужасно ее раздражает. Целый год ходит за ней, как привязанный. Отец как-то сказал, что это инверсия гендерного репертуара. Тут сугубо биологическая основа: в мире животных самец в репродуктивный период демонстративно отказывается от доминирования и во всем, вплоть до поведенческих мелочей, подчиняется самке. Работает программа сопровождения — он следует за ней, куда бы она ни пошла. Работает программа демонстративной полезности — он всегда под рукой и готов помочь. Таким образом он доказывает, что способен обустроить совместную жизнь. Конечно, забавно звучит, но не следует забывать, что человек — существо не только социальное, но и природное. Нельзя абсолютизировать ни одну из этих сторон. Разве что у человека собственно «биология» подверглась интенсивной аккультурации: мужчина дарит цветы, клянется женщине в вечной любви, обещает достать с неба звезду, готов ради нее совершить любой идиотский поступок — ввязаться в драку или, скажем, прыгнуть в реку с моста. Биологическая основа сквозь эти культурные ритуалы практически не просматривается, и вместе с тем здесь наличествуют все те же брачные танцы, сложные и красивые, которые исполняют, например, журавли…
Он вдруг запнулся:
— Извини, я все время читаю тебе какие-то лекции. Занудство, наверное.
— Нет-нет! — воскликнула тогда Лизетта. — Напротив, мне очень интересно!.. Очень!..
А отец не слишком понятно сказал:
— Во многой мудрости много печали. Кто умножает познания, умножает скорбь. — И через секунду как бы нехотя пояснил: — Это Экклезиаст.
Пришлось потом смотреть в интернете, что такое «экклезиаст»…
Между тем сборы, кажется, близки к завершению. Слышно, как Ираида Игнатьевна, мать Павлика, судорожно вздыхает и, сдерживая в себе тугой воздух, сипит:
— Ну ты дави, Зина, дави… Иначе не застегнуть…
— Я давлю, — покорно отвечает Зиновий Васильевич. Это его отец.
А Тетка, сестра Ираиды Игнатьевны, говорит:
— Подвинься, болезный, дай я навалюсь…
И сразу после этого раздается облегченное:
— Ух…
— Ну вот…
— Справились наконец…
А затем насмешливый голос дядь Леши:
— Ну и зачем эти муки? Ведь ясно же сказано: никаких вещей с собой брать нельзя.
— Ничего, протащим, — говорит Тетка.
— Кто протащит, ты?
— Да хоть бы и я.
— Ну-ну, я посмотрю…
— Раз вы с Зинкой забздели, мужики хреновы, придется самой.