Это неумолимый круговорот, вырваться из которого невозможно. Утром мне звонит доктор Йонгер, он же по неофициальному именованию — доктор Менгеле, и своим взвизгивающим, как нож по стеклу, голосом напоминает, что послезавтра у меня — плановое обследование.
— Мы тут придумали кое-что новенькое, — хихикая, добавляет он. — Надеюсь, вам будет не скучно.
Доктор Йонгер нескрываемо торжествует. Вероятно, пакость, которую он для меня изобрел, приводит его в восторг. С некоторым злорадством я извещаю его, что, к сожалению, послезавтра никак не могу, через час отбываю на внеочередную сессию ДЕКОНа, которая, как уже согласовано, на этот раз состоится не в Лондоне, и не в Нью-Йорке, и не в Куала-Лумпуре, а в Москве.
— Разве вас не известили об этом? — деланно удивляюсь я.
Доктор Йонгер тут же вскипает, чувствуя себя мелкой сошкой, и заявляет, что тогда он поставит меня в график на следующий понедельник, с утра, попрошу не опаздывать, иначе я буду вынужден подать на вас официальную жалобу в тот же ДЕКОН!..
Голос его срывается в ультразвук. Я отключаюсь, оставляя доктора Йонгера захлебываться негодованием в одиночестве. Хотя должен признаться, что настроение он мне портит изрядно. Ежемесячное медобследование, которое доктор Йонгер проводит как наблюдающий врач, занимает у меня практически целый день, и еще два дня после этого я чувствую себя совершенно разбитым. Причем дело здесь, конечно, не в утомительной биохимии и томографии, не в анализах и различных замерах, которых просто не счесть, не во всякой затейливой, ультрасовременной аппаратуре, коей до потолка забит его кабинет, за эту часть обследования я совершенно спокоен. Выматываюсь я прежде всего от бесчисленных психологических тестов — их наш доктор Менгеле выдумывает с неистощимой фантазией. Трудность здесь в том, что суть каждого теста я «считываю» почти мгновенно, автоматически, в ноль секунд, чуть ли не раньше, чем мне успевают его предъявить, и приходится быть до предела внимательным, чтобы это не отразилось на соответствующих показателях.
Мы разыгрываем игру, похожую на войну. Доктор Йонгер пытается выявить у меня в психике какие-нибудь нечеловеческие характеристики, а я, в свою очередь, изображая интеллектуальный напряг, морща лоб, почесывая затылок, демонстрирую, что ничего особенного в моей психике нет: я думаю, чувствую, реагирую на уровне обычного человека, ну, может быть, чуточку лучше, поскольку я все же — профессор, доктор наук. Нудная и утомительная игра. Я ужасно боюсь расслабиться и случайно выдать нечто такое, что насторожит не только его, но и весь наш ДЕКОН. Цена этой игры — свобода. Если я проиграю, то со скрипом повернется в запоре громадный ключ и моя клетка, и так-то довольно тесная, захлопнется навсегда. К счастью, пока все более-менее в норме, ничего криминального, анализы, в общем, укладываются в обычный психофизиологический диапазон, но на каждом обследовании я явственно ощущаю, что доктор Йонгер не верит мне ни на грош. Он убежден, что экстрасенсорные аномалии у меня в психике есть, и что под маской обычного, ничем не примечательного человека скрывается хищный и злобный инопланетный монстр, только и ждущий удобного случая, чтобы вцепиться кому-нибудь в горло. Он фанатично жаждет этого монстра разоблачить, застать врасплох, выдать себя, и, ухватив за жабры, вытащить его под пронизывающий рентген спецслужб.
