Вот идет человек. Роман-автобиография (Гранах) - страница 153

Это был самый длинный день в моей жизни! Мне удалось заснуть лишь под вечер, а когда появились первые звезды, пришел и мой друг. Он еще раз показал дорогу и объяснил, как идти. За полчаса я добрался до последней караульной будки, в которой горел свет. Медленно, ползком обогнул ее, а потом снова начал подниматься по скальным глыбам. Неожиданно я оказался на снегу, на замерзшем, твердом ледниковом снегу, но до седловины, где мне было сказано держаться вправо, оставалось еще далеко. Я шел по белому покрывалу — была полночь, пронизывающий ветер — то теплый, то холодный — со свистом проносился над землей. От одиночества меня бросило в дрожь. Звезды смотрели холодно и зло, и некоторые из них были похожи на маленькие зубчатые луны. Но вот уже и седловина! Теперь вправо вниз по склону! Но какой же здесь крутой спуск! Снежное поле закончилось и начались мокрые валуны и гравий! Я на заднице съезжаю вниз, а камни валятся следом. Я резко переворачиваюсь на живот и откатываюсь вправо. Камни падают и разбиваются, и каждый удар отдается оглушительным эхом. Оно звучит все громче и громче — кажется, будто гремит гром. Хорошо, что я не качусь и не гремлю вместе с камнями, думаю я. Скоро появляются кустарники и первые деревья, и я, переполненный добрыми предчувствиями, спускаюсь все быстрее и быстрее.

Через несколько часов начинает светать, ночь прощается и уходит. Очень неотчетливо я вижу вдалеке несколько призраков. Кто бы мог подумать — да это же люди, люди, я слышу, как они говорят друг с другом. Не доходя десяти шагов, я останавливаюсь. Они тоже. «He, signore, quanto distanza la frontiera Svizzera?» — спрашиваю я. «Eccola Svizzera!» — слышу я в ответ. Это и есть Швейцария, а они — швейцарские туристы. Я взвизгиваю от радости, смеюсь и плачу, прыгаю и танцую и бессвязно рассказываю им про свой побег из итальянского плена. Невозмутимые швейцарцы поздравляют меня и говорят, что с этой стороны гор редко кто переходит границу, потому что здесь рыхлый, размокший грунт и много гравия, который часто отделяется от поверхности — вот только пару часов назад здесь сошла лавина. Это как раз и был тот мокрый холм, вместе с которым я начал съезжать, сидя на собственной заднице! К счастью, мне удалось скатиться с него в сторону, и дальше он падал уже без меня. От туристов я узнал, что до дороги, которая налево ведет во Францию, а направо — в Орсьер, первую швейцарскую деревню после границы, мне идти еще часа два.

Я пропел все веселые песни, какие только знал, да еще сочинил несколько новых, я не шел, а танцевал и бежал вприпрыжку. Я говорил себе самые приятные слова, какие только может выдумать человек. Я поздравлял и восхвалял самого себя и жалел лишь о том, что не мог сам себя обнять и поцеловать. Две души теснились в моей груди. Одна совершила поступок, а другая хвалила ее за это. Так я добрался до Орсьера, зашел в первую маленькую таверну, встретившуюся на моем пути, и совершенно опьянел от чашки кофе с бутербродом. Старушке, подававшей мне кофе, я рассказал про свой побег, но мой рассказ не произвел на нее ни малейшего впечатления, что меня немало озадачило. Вскоре я пришел на небольшую станцию. Все здесь говорили по-французски. Я заговаривал с незнакомыми людьми и всем рассказывал про свой побег, но лишь немногие меня понимали. Была там одна молодая учительница из Базеля. Она говорила по-немецки и была первым человеком, которого мой рассказ привел в настоящий восторг. Вскоре на этом сонном, тихом швейцарском вокзальчике вокруг меня собралась небольшая группа людей, и я громким голосом рассказывал им свою исторюи. Учительница предложила мне купить билет до Базеля, но тут подошел невысокого роста господин в эспаньолке, отвел меня в сторону и с сильным французским акцентом сказал: «Вам не надо ехать в Базель. Они там все с ума посходили со своим германским патриотизмом. Они снова отправят вас на войну. Поезжайте лучше со мной в Лозанну. Оттуда потом отправитесь в Женеву и там останетесь до тех пор, пока не кончится война, и вам не придется больше делать пиф-паф». «Да, но у меня не так много денег, — возразил я, — а эта дама хотела купить мне билет до Базеля». «Я куплю вам билет до Женевы». — И с этими словами невысокий господин отправился в кассу. Так два свободных гражданина Швейцарии боролись за мою душу. В Лозанне мы с моим благодетелем устроили себе превосходный второй завтрак, а ранним вечером того же дня я уже был в Женеве. Здесь я снова стал заговаривать с людьми прямо на вокзале, и каждому, хотел он слушать или нет, рассказывал о своем побеге. Тут на перрон прибыл поезд из Сербии с немецкими и австрийскими военными инвалидами, приехавшими в Швейцарию для обмена. Вскоре меня уже окружала группа солдат, восторженно слушавших историю моего побега. После этого они ходили из вагона в вагон и пересказывали ее остальным — со всех сторон слышались поздравления и приветствия. Из всех окон мне протягивали угощения. К поезду подошел швейцарский жандарм, он положил мне руку на плечо и отвел меня к начальнику вокзала. «Кто вы?» — «Я австрийский солдат». — «Что вы здесь делаете?» Ну что ж, тут мне снова выпала возможность рассказать всю мою историю от начала до конца. Пока начальник вокзала слушал мой рассказ, кто-то позвонил в австрийское консульство. Пришел молодой служащий, задал пару вопросов и поручился за меня в полиции. Передо мной он извинился за то, что консул не смог прийти лично, отвез меня в лучшую гостиницу, и я ему еще раз рассказал про все свои приключения. В гостинице он представил меня как австрийского офицера (хотя я вовсе им не был). Вид у меня был здоровый, но весьма потрепанный. Мне дали красивый номер с ванной, и пришедший со мной чиновник объяснил, что я являюсь гостем австрийского посольства. Они, стало быть, платили за меня, а он рассказывал теперь историю моего побега служащим гостиницы.