Генерал Вальтер, Злобин и Колотухин выразили полное согласие с ним. Но тут поднялся с места генерал-квартирмейстер штаба, худой и подтянутый полковник Липский, и с хмурым видом обратился к Балуеву:
— Разрешите, ваше превосходительство, задать вопрос... — И когда главком кивнул, продолжал: — Я прошу поверить, что мне, как офицеру, абсолютно непонятны и чужды идеи большевиков, в особенности в вопросе войны и мира. Однако несколько дней тому назад, взяв в городе власть, они прилагали очевидные усилия, чтобы не было кровопролития. Мы, штабные офицеры, не могли не обратить внимания на то, что 25 октября против нас не было послано ни одно из их подразделений. И 27 октября, когда в город вошла 2-я Кавказская кавдивизия и с большевиками было заключено соглашение, мы все восприняли это так, что штаб фронта и Фронтовой комитет тоже не желают кровопролития. А теперь предложение господина комиссара я понял так, что мы отказываемся от этого принципа, готовы начать бои в черте города?
Жданов, побагровев от гнева, заорал:
— Да вы в своем уме, господин полковник?! Как вы можете ставить на одну доску нас и большевиков! Ведь они мятежники, предатели интересов родины! И мы обязаны подавить их мятеж во что бы то ни стало...
Но полковник Липский, видимо, был человеком, обладающим своей логикой и взглядами, которые он готов был отстоять перед кем угодно. Поэтому, пожав плечами, он заявил:
— Я мог бы возразить вам, господин комиссар. После того, как 25 октября штаб фронта признал новую власть в Петрограде и здесь, в Минске, наши действия юридически можно квалифицировать как мятежные. Во всяком случае, большевики имеют основание так утверждать. Но сейчас речь идет не об этом. Уверены ли вы, что, даже бросив все силы, мы сразу, в течение нескольких часов, разгромим большевиков? Ведь насколько нам всем известно, они держатся начеку, а этот полк из бывших политических заключенных и опытных фронтовиков будет сражаться с понятным ожесточением. И к тому же вы не можете не знать, что к ним сейчас же присоединятся рабочие города. В таком случае я уверен, что они смогут продержаться до прибытия бронепоезда, что уже само по себе даст им значительное превосходство и в военном, и в особенности в моральном отношении. А тем временем с фронта подойдут и другие верные им войска, подойдут гренадеры, — и тогда большевики будут вправе поступить с нами как с вероломными нарушителями недавно заключенного политического соглашения...
— Гренадеры сюда не придут! — сквозь сжатые от ненависти зубы выдохнул Жданов.