В это время постучали в дверь и в горницу хаты, где они сидели, вошел какой-то солдат. Он был огромного роста и из-за непропорционально короткой шеи напоминал снежную бабу, когда на один большой снежный шар кладут другой, поменьше, изображающий голову. Покосившись — только глазами — в сторону Евгеньева, солдат обратился к Водарскому:
— Господин полковник, обед для солдат готов, надо бы снять пробу...
Водарский сверкнул на него глазами.
— Во-первых, товарищ Захаркин, мы, кажется, условились на комитете, что ко мне будете обращаться не «господин», а «товарищ» полковник, почему же вы нарушаете порядок? Думаете, при постороннем офицере, — полковник кивнул на Евгеньева, — я буду чувствовать себя неловко, что солдат называет меня товарищем? Разве я не объяснял вам, что перед Полтавской битвой сам царь Петр обращался к солдатам со словом «товарищи»?
— Прощения просим, товарищ полковник, — смущенно пробормотал солдат.
— То-то оно... — удовлетворенно промолвил Водарский. — Ну а насчет пробы... поскольку ты сейчас замещаешь председателя комитета, то тоже имеешь право снимать ее. Сделай это, голубчик, тут у меня важный разговор с поручиком. А потом прикажи подать и нам поесть, гость наш, поди, изрядно проголодался, пока добирался сюда.
— Слушаюсь, товарищ полковник! — Захаркин сделал четкий поворот кругом и вышел.
Водарский минуту с теплой улыбкой смотрел ему вслед, потом обратился к Евгеньеву:
— Так на чем мы остановились?
— Вы рассказывали о генерале Лукомском. О его словах насчет... запаха солдат...
— Да-с... Так вот тут-то, милейший друг, на этой чепуховой, но конкретной детали, мои мысли впервые срикошетили и понеслись в новом направлении... Да, да, тут я впервые заметил, что речь-то идет уже не о «политиканах», а о солдатах, то есть о той армии, которую они хотят не отдавать «политиканам». И странно было не то, что они хотели восстановить смертную казнь на фронте, а то, что боевой генерал-фронтовик уже не мог выносить запаха солдат. Чем объяснить это? Конечно, не внезапным же обострением его обоняния, а какими-то иными причинами. «Какими?» — спрашивал я себя. И ответ был один-единственный: был солдат послушен — ему прощали и некультурную речь, и тяжелый дух в помещении, а стал непослушен — уже невозможно стало выносить его запаха... — Водарский посмотрел на Евгеньева и, словно угадывая его внутреннюю реакцию, усмехнулся: — Не слишком богатая мысль, скажете? Согласен. Но для начала и ее было достаточно, ибо родилась другая, нет, не во время этой беседы, а уже в следующие дни: «А почему солдаты стали непослушны? Только ли в том дело, что социалисты мутят им мозги? Разве мы, офицеры, ничего не сделали, чтобы солдаты отвернулись от нас, перестали верить нам?» И пошло, и пошло, милейший поручик... Я вспомнил японскую войну, вспомнил Мукден и Порт-Артур и должен был сознаться, что не русский солдат проиграл ту войну, а мы — командование, руководство страной... Впрочем, и эту войну тоже прокакали не солдаты, а руководство, офицеры. Мы вступили в войну технически совершенно неподготовленными, не имея ни достаточно оружия, ни боеприпасов, за что опять расплачивались — своими боками, своей кровью! — солдаты... Я знаю полковника по фамилии Федоров, изобретателя автоматической винтовки. Как-то он с болью в голосе рассказывал об одной своей беседе с самим царем. Полковник преподавал в Михайловском артиллерийском училище, и однажды во время занятия в аудиторию вошел царь в сопровождении свитских. Жестом велев продолжать урок, он сел рядом с юнкерами и стал слушать. А в перерыве подошел к Федорову и спросил: «Вы изобрели автоматическую винтовку?» — «Я, ваше величество», — ответил Федоров. «Я против ее применения в армии», — сказал царь. — «Разрешите узнать почему?» — «Для нее не хватит патронов!» — отрезал царь и зашагал к выходу... Понимаете ли вы это? Величайшая держава перед величайшей в истории войной не могла принять на вооружение новое совершенное оружие, так как не была способна обеспечить для него производство патронов в достаточном количестве! Впрочем, что я говорю вам, вы же летчик и в своей области, наверное, тоже знаете немало таких примеров нашей отсталости и неподготовленности к войне. На каких аэропланах вы летаете?