— ...После Февраля у нас все были за эсеров, но уже и лету в нашем полку насчитывалось восемьсот большевиков и тысяча двести сочувствующих, — говорил тот. — Фактически весь наш полк стал целиком большевистским. Даже командир полка полковник Водарский хотя и беспартийный, но остался с нами... Так вот, месяц назад Временное правительство решило расформировать наш полк, и именно за наши убеждения... Товарищи! В дни смертельной борьбы с врагами трудового народа — капиталистами и буржуазией, в дни подготовки к выборам в Учредительное собрание буржуазное правительство для «блага родины и революции» расформировывает боевые полки!.. Одним махом генеральских приказов, тоже якобы «во имя свободы», разрушают налаженные с громадным трудом полковые организации и комитеты... Но пусть знает Временное правительство, что Карсский полк не пойдет с ними! Наши сердца с теми, кто открыто борется за право бедного люда... Мы с теми, кто борется за немедленный мир без аннексий и контрибуций! Наш полковой комитет постановил: приказ верховного командования, то есть Керенского, о расформировании Восемнадцатого Карсского полка не выполнять и сохранить полк как боевую единицу. Мы уже послали делегатов в Питер, чтобы сообщить об этом Керенскому...
Зал встретил эти слова громом аплодисментов и криками: «Правильно! Молодцы, гренадеры!»
«Что ж, посмотрим, что тут сможет поделать Чернов», — повторил мысленно Мясников, обращаясь к тем, кто сидел во Фронтовом комитете и в штабе фронта.
Он проводил взглядом Марьина, пробиравшегося обратно на свое место в зале, и тут только заметил сидящую там женщину в накидке сестры милосердия. «Ах да, — вспомнил он, — ведь она приехала, чтобы сообщить мне нечто очень важное... Говорит, что ее послал муж... Интересно, как они очутились здесь, в Минске? И что хочет сообщить именно мне этот угрюмый человек, человек на перепутье?»
Мясников эту встречу в поезде тоже не сразу забыл. Еще тогда, выйдя из купе и став у окна вагонного коридора, он с усмешкой досады думал, что Евгеньев оказался заурядным и довольно толстокожим офицером, неспособным преодолеть в себе сословные предрассудки... Сколько раз за время войны Мясников встречал таких офицеров, казалось бы умных, начитанных, думающих, которые в разговорах открыто заявляли, что да, Россия, и в частности ее армия, руководится дурно. Признавали, что протекционизм, вся система назначения на руководящие посты в правительстве и армии из членов царской фамилии и ее приближенных, без учета природных способностей и знаний, привели русскую армию к позорному поражению в японской войне. И что в эту войну тоже армия вступила плохо подготовленной, поэтому терпит поражения и проливает реки крови. Но стоило сказать собеседнику: «Вы правы, надо гнать этих бездарей вон из армии!», как сразу в ответ раздавалось: «А кто их заменит? Кто?.. Ах, из народа выйдут нужные люди...»