— Итак, господин Щукин, — громким голосом, с какими-то рявкающими интонациями произнес генерал, — я думаю, нам пора приступить к делу...
И как только Калаш перевел Щукину эти слова, от него мигом отхлынули все посторонние мысли — и об этом карикатурном пруссаке генерале, и о внешнем виде некоторых членов своей делегации. Сейчас он должен был совершить, возможно, самое главное, самое ответственное в его жизни дело — добыть у этих напыщенных генералов и офицеров для полуторамиллионного фронта если не мир, то перемирие, причем на возможно выгодных для Родины, для измученного народа условиях. И, весь подобравшись, сохраняя внешнее спокойствие, он согласно кивнул:
— Вы правы, господин генерал, давайте приступим.
Генерал, поднявшись, произнес краткую вступительную речь. Командование русского Западного фронта, сказал он, исходя из сложившихся условий, а именно усталости и неспособности своих армий продолжать войну, выступило с инициативой данных переговоров. Немецкая сторона, исходя из гуманных соображений и не желая дальнейшего пролития крови, решила пойти навстречу пожеланию русских, и вот они собрались здесь. От имени немецкой делегации он, генерал Зауберцвейг, приветствует русскую делегацию и выражает уверенность, что данные переговоры будут плодотворными и завершатся подписанием соглашения о перемирии.
Щукин, в свою очередь, встав, поблагодарил генерала за приветствие и за совершенно правильные слова. Действительно, и русская, и немецкая армии, да и армии всех остальных воюющих держав, крайне устали от войны, которая принесла народам одни страдания. И хотя события, имевшие место две недели назад в районе Срубовских высот, показали, что обе стороны еще способны вести яростные сражения, но они еще убедительней показали всю бессмысленность продолжения вооруженной борьбы. Пожалуй, подлинные настроения и русских, и немецких солдат отражает не это сражение, а получившее массовый характер братание по всей линии русско-германского фронта. И, имея в виду эти настроения обеих армий, он, Щукин, согласен с господином генералом, что собравшиеся здесь делегации призваны совершить акт величайшей гуманности в интересах народов России и Германии.
Липский и Крузенштерн, которых речь Зауберцвейга оскорбила до глубины души и которые вначале считали, что вся их делегация должна немедленно встать и покинуть зал, теперь с нескрываемым изумлением смотрели на этого солдата, который так ловко и тактично осадил пруссака генерала, в сущности сказав ему: «Дурака не валяйте, генерал, это перемирие нужно вам не меньше, чем нам!»