— Почему? - Глаза Изабеллы Богдановны сузились. — Потому что мы армяне?
— И поэтому тоже. Ведь вы тогда, в поезде, рассказывали об армянских царствах, кажется Анийском и Киликийском. Но когда это было? Тысячу или восемьсот лет назад? Что ж, достаточно прошло времени, чтобы примириться с мыслью о потере державы. А Россия, великая держава мира, гибнет сейчас, на моих глазах... И я не знаю, не могу так просто решить, как это делаете вы, кто больше виноват в этом, германский ли кайзер со своими пушками или русский царь со своим бездарным правлением, немка ли императрица или Гришка Распутин, социалист ли Керенский... Не знаю, понимаешь, не знаю... По мне, так все они в равной мере губили и губят Россию, делают все, чтобы она развалилась, пошла прахом. Ты сейчас посылаешь меня к этому Мясникову, уверенная, что он спасет русскую армию от предателей. А если не спасет, а сделает хуже? Вот ты, оказывается, ошиблась в выборе супруга, — Евгеньев горестно усмехнулся. — Что ж, это беда поправимая... Но вот в выборе «спасителя родины» ошибаться нельзя. Нельзя, сударыня! Я не хочу, чтобы русские тоже, подобно армянам, этак через тысячу лет со вздохом произносили: «И у нас когда-то была своя держава...»
Ему самому неловко было слушать свои слова, и он понимал, что сейчас последует нечто страшное, что на него обрушится шквал гнева и возмущения. Но в это время в сенях раздались шаги и голоса нескольких людей, затем, не постучавшись, в комнату ворвался долговязый офицер со штабс-капитанскими погонами на забрызганной грязью шинели и, дико вращая круглыми, налитыми кровью глазами, прохрипел:
— Вы слышали, Евгеньев? В Питере большевики совершили переворот! Временное правительство низложено... — Он скверно выругался, потом оглянулся на Изабеллу Богдановну, но, так и не сочтя нужным извиниться, продолжал: — Сейчас все честные офицеры собираются у комиссара Гродского. Прошу вас тоже явиться туда. Мы этого так не можем оставить!
И быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Евгеньев и Изабелла Богдановна минуту стояли словно каменные. Потом Изабелла Богдановна сказала с тихим вздохом;
— Ну вот, видишь, Витя: оказывается, это произошло... Жизнь идет своим ходом и не дожидается, пока ты разберешься, кто прав и кто — нет. А вот эти, — она кивнула в сторону двери, — уже разобрались и зовут тебя с собой. Так что долго оставаться в стороне тебе все равно не удастся.
Она сняла фартучек, подошла к вешалке, где висело ее пальто, и начала одеваться.
— Куда ты? — словно сквозь сон спросил Евгеньев.
— К себе в санпоезд. Ты что, не слышал, что он сказал? — Она снова кивнула на дверь. — «Мы этого так не оставим!» Значит, будет кровь, будут раненые, и я должна быть там...