— Хм-м-м, — пробасил Байгуд. — Помираю я… похоже…
Чудище ответило ему потрескиванием и шипеньем и смотрело за его ртом и языком, словно за дорогой побрякушкой.
— Проиграл тебе. Обидно конечно. Но и терять мне не… не… нечего.
Чудовище снова протрещало ему и бряцнуло челюстями, поглядывая на павшего богатыря.
— Не-ет, — прошептал Байгуд. — Язык… не бери. Плох мой язык. Лучше найдёшь. Сердце моё возьми. Сердце у меня хорошее было… Доброе. Тебе нужнее.
Батыр расправил в последний раз плечи, сомкнул пальцы на воротах кольчуги и рубашки и разорвал их, обнажив грудь с могучим, но умолкающим сердцем.
— Да что там за шум, едрить твою за копыто?! — крикнул Горан, оставил попытки запихнуть в себя завтрак и запустил ложкой в стену.
— Там енто, бояре собрались, князь, — оправдался стражник. — Вас требуют.
— Ну так пусти их! — прикрикнул князь, мельком посмотрев на молчавшего Тайпена, как всегда смотрящего прямо перед собой. — Пожрать не дадут спокойно, елбаны дрочёные.
Двери распахнулись и в зал нахлынуло с полсотни богато-разодетых и недовольных мужчин, ругающихся и пытающихся перекричать друг друга.
— Молча-а-ать! — заорал Горан, пытаясь перекричать толпу и запустив в них тарелку. — Что надо вам, уважаемые?! Зачем припёрлись и князя тревожите? Пищу ему мешаете принимать.
— Ругаться с тобой пришли мы, князь! — вперёд вышел статный, моложавый и усатый дворянин.
— Что?! — насупился князь и стиснул кулаки. — Тебе голова на плечах жмёт, пёс? Ругаться он с князем пришёл. Ругальник-то твой и пострадать может.
— А как же не ругаться! — нахально ответил боярин. — Чудище неведомое земли наши разоряет, а князь, как ни в чем не бывало, с заморскими господами каждый день пирует.
— Пирую, значит? — задохнулся Горан, снова посмотрев на Тайпена, но усилием воли взял себя в руки. — Как звать-то тебя, борзой? С кем говорю?
— Небеск я, Всеграда сын.
— Так вот, Небеск, сын Всеграда, неужто ты не слышал, что неделю назад послал я за чудищем воинтелей да охотников? Решается твой вопрос, так и знай.
— А чего ж ты князь войско-то туда не послал? Неужто народ твой не жалко тебе? Наймиты-то твои почти все уж полегли, а чудище от Норийки и Кустицы уже к Валашке родной твоей вышло.
— Тебе ли за народ болеть? — рассмеялся князь. — И откуда такие сведенья? Мне ещё никто не докладывался.
— За народ я болею, кто бы что не говорил, он меня кормит! Как и тебя, князь! И я за ним присматриваю, как хороший пастух за стадом. Но не в этом дело. Чудище-то уж понятно куда идёт. Сюда. И делать что-то надо. Войско соберём, да изгоним лихое!