— Вот так-то лучше, ваша светлость, — сказала Дахар, поднимаясь.
Хрийз молча смотрела на неё. В малахитовом сиянии зимнего утра Дахар казалась холодным сгустком синеватого мрака, очертания её фигуры плыли и глаза видели то огромную гигантскую богатыршу, то тоненькую худенькую девочку-моревичну из серии один раз взглянешь, второй раз уже не обернёшься. Хрийз поняла, что они обе сейчас уже не совсем в реальности, но и не на Г рани, мир оставался ярким, солнечным, прозрачным и ледяным.
— Не зовите меня светлостью, Дахар, — попросила Хрийз.
— Как скажете, — отозвалась та, показав в усмешке кончики клыков.
— Я не понимаю, Дахар, — призналась Хрийз. — Почему?.. Разве вы не должны быть сейчас со флотом?
— Ненаш попросил, — невозмутимо ответила она. — Я сильнее его намного… Вы хорошо начали; продолжайте.
— Вы… тоже видите?
Дахар качнула головой: нет.
— Я вижу вас. Наши с вами стихии стоят особняком от остального квадрата. Они между. Между квадратом стихий и триадой высших сил. И они всегда должны идти в паре, понимаете? Одна уравновешивает другую и наоборот. Одна проникает в другую и наоборот. Где Жизнь, там и Смерть, и наоборот. Понимаете?
— Честно говоря, не очень, — призналась Хрийз.
— Ничего, — обнадёжила Дахар. — Ещё поймёте…
Она отступила в тень и словно бы процвела инеистым морозом, собираясь исчезнуть.
— Дахар, подождите! — окликнула её Хрийз. — А…
— Всё хорошо, — с улыбкой ответила неумершая. — У нас всё хорошо…
И исчезла.
Вместе с Дахар схлынуло чувство громадной силы, распиравшей изнутри тело.
Руки задрожали, коленки подогнулись. Хрийз опёрлась на парапет, чудом не свалившись в долгий обморок. Обморок — это плохо. Утро, никого на улицах нет, да и улица, прямо скажем, не центральная… «А где это я вообще?»- с изумлением подумала девушка, оглядываясь. Места были совершенно незнакомые, одно и ясно было только, что Сосновая Бухта.
Небольшая площадка-терраса, гранитный парапет, за ним — обрыв, и под обрывом — улицы, улицы, улицы, дома, за ними — узкая полоска пляжа, и ослепительно сверкающее на солнце море. Мороз щипал щёки и оголённые кисти рук, при каждом выдохе рвался в стылый воздух белый парок. Сквозь швы между гранитными плитами пробился росток и теперь свешивал вниз тонкую метёлку из маленьких, прозрачных с едва уловимым синим оттенком колокольчиков.
Сверху с криком слетел верный Яшка, гордо кинул под ноги здоровенную рыбину.
— Добытчик ты мой, — тряским голосом поблагодарила фамильяра Хрийз.
Яшка гордо надулся, прохаживаясь вдоль добычи и кося оранжевым глазом: каков, мол, я! Хрийз прикрыла глаза, вдыхая острые солёные запахи зимы. С Яшкой найти обратную дорогу будет намного проще, но что делать с рыбой? И оставить нельзя и с собой взять тоже ведь невозможно. В чём её нести, прямо так, в руках?..