Туман плыл над городом, защитный Флёр Девяти, стекал по крышам, превращал улицы в молочные реки, а реки в скрытую под толстым слоём ватного белого серость. Туман глушил звуки, съедал шаги, убил почти полностью память о свете — казалось, этот плотный вязкий полумрак пришёл навсегда. Но была от него и польза: не пришли холода. Ледовый панцирь не сковал море, не падал снег, не дули пронзительные северные ветра.
Хотя иной раз казалось — до дрожи в теле, до истеричного визга! — что лучше бы уже встала крепкая зима, вместе бесконечной сырости, текущей с крыш и по вымощенным камнем улицам.
Хрийз не любила ходить по заполненным туманом улицам. Ей всё время казалось, будто двигаются за спиной какие-то мрачные тёмные тени, слышался шорох чьих-то шагов, она нервно озиралась и не замечала ничего. Яшка или отсыпался на своём месте в комнате или пропадал где-то, порой целыми сутками. У него было где-то в скалах гнездо, наведывался к подруге, терпеливо гревшей своим телом яйца. Хрийз, не имея представления о том, как велика укрытая защитной магией площадь, надеялась, что хотя бы там, в Яшкином доме, светит солнце…
Ель не приходила в себя. Лежала неподвижно, бледная, почти не живая. Хафиза поджимала губы, рассматривая показания приборов, контролирующих жизнедеятельность.
— Что ты от меня хочешь, дитя? — устало спросила целительница в ответ на очередной вопрос. — Есть вещи, которые мне не под силу. Она пожертвовала собой, чтобы вы все выжили. Жертва меняется только на жертву.
— Вы её даже не лечите! — поняла Хрийз. — Вы просто ждёте сорокового дня!
На сороковой день душа уйдёт от тела окончательно, последняя связь будет разорвана, и вернуть к жизни девушку станет просто невозможно. Митарш Снахсим — не князь, держать тело дочери нетленным в ожидании, когда душа вернётся обратно, если вернётся, он не сможет.
Хафиза ничего не сказала прозвучавшие обвинения. Значит, так всё и есть. Целительница ждёт сорокового дня, чтобы вздохнуть с облегчением, подписывая смертный приговор.
Жертва меняется на жертву. Отдать жизнь за подругу Хрийз всё-таки не была готова. Её жизнь принадлежала отныне не только ей, и об этом следовало помнить. Даже если захочет, ей не позволят. Добро, хоть разрешали пока жить и учиться спокойно.
Жертва меняется на жертву.
Но можно ли отдать в жертву не жизнь, а что-нибудь другое? Магию жизни, например. Например, тому, кто на короткой ноге со смертью?
— Вам снова необходимы дополнительные занятия, Хрийзтема? — спросил Кот Твердич.
Хрийз подкараулила его возле школы, где он преподавал «Теорию магии» одарённым детям. И туман не помешал: она чётко чувствовала неумершего вместо со всей его маскировкой и вышла точно на него.
