Все закончится скоро – скоро,
И не то чтобы нет патронов,
Просто гниль – это просто гниль...
А какой– то усталый ангел,
На прощание по забору,
Вывел суриком: 'Ницше умер',
И задумчиво сплюнул в пыль.
.
Он проверил все сводки и смыслы,
Расписал маршрут и дозоры,
Вы не верьте в смерть и потери,
У Всевышнего каждый – живой...
Возвращается Бог в Россию,
В нарушение всех договоров..
В нарушение всех приказов,
Бог идет в Россию, домой...
.
Ах как весело прет колонна.
Как слоненок по помидорам.
Ну нестрашная же страшилка,
Намалеванный чертом черт...
И тот самый забытый ангел,
Снова суриком, по забору вывел:
'Мы все равно вернулись,
А ваш Ницше все так же мёртв'.
.
Бог пришел, принеся с собою,
Ароматную пороха примесь
Он выписывает партбилеты,
Принимая в небесную рать.
Значит встанем плечом друг к другу,
Автоматами ощетинясь.
А на то, что там думал Ницше,
Скоро будет всем наплевать.
(Автор текста – Казак, http://www.stihi.ru/2014/04/22/6742)
Нас отправили патрулировать периметр базы. Не то, чтобы опасались нападения, но порядок есть порядок. Подобные базы стараются уничтожать в самом начале развёртывания. С воздуха. Такие попытки со стороны врага были, но ни одна из них не увенчалась успехом. У них не было поддержки из космоса. А у нас была.
Хмельнёва шла в паре с Патокой, неразлучная парочка. Начала проверку, получается, с них. Отсюда, с внешнего периметра, открывался великолепный вид. Ландшафты кислородных планет бывают иногда невероятно прекрасны. В какой– то миг замираешь на полувздохе: такая это перед тобой картина невозможная, впечатывается в сетчатку единой вспышкой надолго, если не навсегда.
Закат остывал, расплескиваясь сиренево– алой рекой над холмами предгорий. Хрустальными друзами сияли далёкие горы. Алеська уверенно называла каждую вершину: Хозяйка, Сидящая Кошка, Горбатая, Пик Вероники, Старик, Два Брата... Там, за Перевалом Семи Ветров, начиналась дорога на Большой Лог, Летяшево, Хмельнёвку и Обручи.
– Наверняка кто– то выжил, – убеждённо сказала Патока, продолжая разговор. – Кто– то спасся и...
– Думаешь, хоть кто– то из наших спасся? – горько спрашивала Алеська. – Девять лет!
– И всё же...
– Лучше вникни в запах. Слышишь? Это серебристый шалфей. Или, как ещё говорили, сальвия. Мы сажали их под окнами, у сальвии красивые серебристо– синие цветы колокольчиками...
За периметром базы цвело полновесное лето. Запахи трав проникали сквозь фильтры; Алеська могла назвать каждое растение, отдающее в общий букет свой вкусовой оттенок. Она вернулась домой, и дышала полной грудью, а для меня...