— Там есть ещё, угощайся.
И понёс завтрак в мамину спальню. Кофе в постель. Алёна скрежетнула зубами, и сунула нос в холодильник. Есть приготовленное этим… этим… она не собиралась. Но в холодильнике не оказалось ничего, кроме вчерашнего молока, а запахи из жарочного шкафа ползли нестерпимые, желудок реагировал на них с огромным энтузиазмом. Вот же засада!
Алёна упрямо налила в высокий стакан молока, стараясь не фиксироваться на звуках из спальни. Звуки были, прямо скажем, тихими, из-за хорошей изоляции, но девочка давно уже вышла из возраста, в котором дети спрашивают, отчего папа спит в одной постели с мамой.
Настроение стремительно опускалось ниже нуля.
Алёна наблюдала, как Виктор Огнев, уже в форме, прощается с мамой. Милое воркование, обещание непременно явиться вечером, поцелуйчик на дорожку. Тошнит.
Мама вернулась на кухню, налила себе сок. Рассеянно улыбалась, глаза так и светились. Чёрт. Как всё плохо…
— Где ты его откопала? — спросила Алёна, не выдержав паузы.
— У нас в расположении, — рассеянно отозвалась мама.
Маргрете Свенсен, пирокинетик первой категории, ушла с действительной службы по ранению, но вместо выхода на досрочную пенсию, осталась в части. Алёна даже помнила этот момент, из глубокого детства. Когда мама, всегда такая сильная и красивая, сидела при погашенном свете, в обнимку с бутылью, и сквозь пьяные слёзы выдохнула с болью: «Всё, отвоевалась, дочь. Списали в штабные крысы…»
Мама не напивалась никогда. Чтобы в хлам, до слёз и соплей, пожалуй, это был тогда один-единственный раз.
— Мы учились вместе, — объяснила мама. — В одной группе тренировались. Жизнь развела нас, а потом свела снова. Редкая удача.
— Ты его любила? — напряжённо спросила Алёна.
— Да… наверное, да.
Мама присела рядом, взяла дочь за руку. Ладонь её была сухой и холодной: после ранения пришлось провести ментокоррекцию на подавление вышедшей из-под контроля паранормы; мамин огонь погас навсегда.
— Пойми, Элен, — сказала мама. — Я наконец-то встретила… настоящее. Моё, для меня. Я бы хотела, чтобы вы с Виктором подружились.
— Не знаю, мам, — хмуро ответила Алёна. — Он какой-то… какой-то совсем уже…
— По крайней мере, не начинай войну сходу, — серьёзно сказала мама. — Пожалуйста.
Вооружённый до зубов нейтралитет. Понятно.
— Ладно, мам. Только он пускай не рвётся меня воспитывать!
— Воспитывать тебя буду я, — голос мамы построжел. — Что у нас с индексом Гаманина, а?
Алёна закатила глаза. Индекс Гаманина сочетал в себе несколько факторов, характеризующих пирокинетическую паранорму, зависел от усердия на тренировках чуть больше, чем полностью. А с усердием у девочки было традиционно плохо. Отвлекалась постоянно. Не держала поток, как того требовалось.