Есть, конечно, и такие горе-творцы, что с ними ничего не получается, ошибочка в определении вышла. Не тянут они, и даже музы, закрепленные за ними, помочь не могут. А если душа такого человека возложенных на нее обещаний не сдюжила, с ней, Лютик, разговор простой, для такой души графоманский Ад существует. Муки там не шибко великие, но бесконечные — скажем, собрание сочинений графа или Лидии Чарской переписать от корки до корки, а потом и обратно, но уже зеркальным текстом.
— А по горизонтали? — спросил Лютиков, машинальным жестом опрокидывая рюмку в рот.
— Ну, это же просто, — протянула Нинель, отпивая вино из бокала и любуясь на себя в зеркало. — Обители бывают поэтические, прозаические… Тут, правда, тоже деление некоторое есть — общая обитель для обычных прозаиков и две резервации — для фантастов и детективщиков. У критиков есть своя обитель, у публицистов там, у тех, кто науку популяризирует… Да мало ли!
Лютиков решительно подошел к бару и налил себе коньяку. Вопросительно посмотрел на музу. Нинель томно вздохнула и протянула поэту свой бокал.
— Только немножечко, — жеманно предупредила она. — Я когда выпью, на меня всегда смех нападает…
— А у демиургов этих, — поинтересовался Лютиков. — У них это деление сохраняется?
Нинель сунула носик в бокал, облизала губки и капризно сказала:
— Ну, демиурги… Скажешь тоже, Лютик! У них все по-другому, они сами миры создают. Почти как классики, только более реальные. Там все гораздо интереснее… — Она лукавым взглядом посмотрела на подопечного через стекло бокала и одобрительно заметила: — А ты, Лютик, молодец, вон куда сразу нацелился. Не зря я на тебя запала, есть в тебе что-то такое, особенное!
Она спохватилась, залпом допила вино, поставила бокал на столик и легко поднялась. Белые крылья у нее за спиной сухо затрещали перьями.
— Ладно, Лютик, у нас еще будет время поговорить. Мне сейчас некогда, так ты обживайся, а я попорхала.
Судя по всему, вино на музу Нинель оказало определенное воздействие. Порханием ее полет назвать было затруднительно.
Некоторое время Лютиков сидел в кресле с рюмкой коньяка в руке и улыбался.
Так вот каким он оказался, тот свет! Пока он Лютикову нравился. При жизни такой коньяк он пил довольно редко, все больше приходилось налегать на водочку, а то и на портвейны. Еще больше Лютикова взволновали намеки музы на наличие каких-то поклонниц. При жизни Лютиков был человеком скромным, до блудных высот Казановы подняться не решался и жене изменил только один раз с нормировщицей Катей Оболенской на День тяжелой промышленности. Особой гордости он тогда, помнится, не испытал, так как к женской чести своей Оболенская относилась довольно легкомысленно и смолоду ее не берегла.