А Лютикову казалось, что Булгаков в своем романе прав, и осетрина второй свежести не бывает.
— Слушай! — спохватился он. — Давеча… ну, когда мы в Инферно летали, показалось мне, что там где-то свечка горит. Показалось, да?
— Не знаю, — сонно пробормотала муза. — Может, и не показалось. Александр Сергеевич всегда при свече писал, Борис Пастернак тоже интим в творчестве создавать любил… У него про свечу даже стихотворение знаменитое есть, я сама слышала, его даже как песню поют. Был один здесь, нормальный мужик, он под арфу его очень душевно исполнял. Красивое стихотворение…
Она ловко скользнула под руку задумавшегося Лютикова, устроилась поудобнее и тепло дохнула ему в подбородок:
— Спи!
Лютиков полежал немного, вспоминая стихотворение о свече, вспомнил и с неожиданным озарением подумал, что стихотворение написано о них с музой и их воровской любви. «Мело, мело по всей земле, во все пределы…» Вьюги вот только не было.
А потом он лежал и думал о звездах. Ах, как далеко они были! Ах, как далеко!
— Знаешь, — сказал он, глядя перед собой. — Там давеча в Инферно гремлины все-таки передрались.
— Они всегда дерутся, — сонно пробормотала муза. — Когда дискотека кончается. Натура у них такая. И обычай сложился. Спи, Лютик!
— Слушай, а что означает слово «урациор»? — не унимался Лютиков.
— Блин, ты меня забодал! — с досадой шевельнулась муза. — Район сотворения демиургом мира это означает. Пространство около звезды.
Еще одной тайной стало меньше. Лютиков вздохнул и принялся засыпать. Ему приснился Иван Спирин.
Спирин сидел за кумачовым столом и принимал заявления от демиургов. Правой рукой и верным помощником его был Эдуард Зарницкий.
— Характеристики слабенькие! — морщился он. — Что значит, сам Мандельштам? Кто он такой, этот Мандельштам! Это для вас он Мандельштам, а для меня просто жидяра с горбатым носом!
«А ведь так и будет, — проснулся и с внезапным ужасом подумал Лютиков. — Захапают они власть, и такое в Раю начнется, хоть святых выноси! Это ведь страшно подумать, что будет, если Эдуард Зарницкий и Ваня Спирин править начнут! Точно, как Пригов писал — махроть всея Руси. Песец тогда Раю!»
Утро следующего дня показало, что сны иной раз бывают вещими.
А все потому что это утро началось с собрания, которое организовал Спирин.
Нет, кумачового стола не было. А вот Иван Спирин был. И Эдуард Зарницкий при нем. И еще трудно было сказать, кто из них был деловитей на зеленой поляне.
— Слушай, Вовка, ты решил к нам вступать, или как? — зорко и недоброжелательно глянул Спирин. — Я тебя не пойму, когда мы коньяк хлещем, ты вроде бы за. А смотришь, словно мы воровать затеялись.