Каждого убитого преступного авторитета отпевают в церкви, над каждой могилой кадит ладаном густоголосый священнослужитель, уговаривая Отца Небесного забыть земные прегрешения покойного и уготовить ему достойное место в раю. В общем, грустная получается история, почти как в Евангелии — на двух крестах висели разбойники, и Иисус тем самым был к злодеям причтен. А если имел место в истории случай, когда два разбойника без покаяния и излишнего усердия в рай попали, то почему сегодня этого нельзя?
В преступнике чаще всего живет не вера, а надежда на спасение. Когда Андрея Чикатило осудили на смертную казнь за десятки совершенных им убийств, один из корреспондентов спросил, верит ли он в Бога? Ответ самого массового убийцы ушедшего века знаменателен: «Так, средне верю. Больше надеюсь!» Надежда и страх за себя любимого — вот что заставляет большинство преступников возводить очи горе. Никто не задумывается о том, что в храме, возведенном на бандитские деньги, не будет любви и справедливости, что возносить в таком храме молитвы кощунственно. Ведь храм этот поставлен в надежде на спасение, а не на прощение — хотя в этих двух словах кроется огромное различие.
Люди чаше всего живут по принципу: не согрешишь — не покаешься. А быть может, все-таки лучше не грешить? Легко ведь грешить, если после совершенного тобой можно покаяться, а потом снова с усердием взяться за прежние дела — а чего стесняться, если и их можно однажды отмолить? Священнослужители могут мне возразить — покаяние тогда действенно, когда оно искренне. Так ведь искренность — понятие субъективное, я лично был знаком с одной дамочкой, которая сладостно предавалась прелюбодеянию, а по выходным бегала в храм — то ли каялась, то ли исповедника своего доводила.
Общество больно.
И это проявляется во всем — в экономике, в политике, в военном строительстве, в отсутствии какой-либо идеологии. Общество без идеологии мертво и нежизненно, теперь это понимают многие. Все чаще говорят о национальной идее, об отсутствии духовных начал, скрепляющих общество. Начавшее перестройку страны руководство тайно надеялось на религию. Для того и ходили бывшие члены Политбюро в церковь, для того неумело крестились у всех на виду.
Религия надежд не оправдала.
Она и не могла их оправдать, прежде всего оттого, что все мы — и в первую очередь прорабы нашего бытия, — не уверовав в коммунизм, не смогли и уверовать в Бога. Большинство только надеются на него.
Вера и надежда — не синонимы. Это различные понятия. Уверовавший сделает все, чтобы его идеалы одержали победу, надеющийся станет ждать, когда это сделают другие.