Но мы отвлеклись.
Так вот, поэт поскрипывал перышком, а в промежутках между сном и написанием стихов ругался со Сланским. Черт их знает, что они там ругались, похоже, что веские причины к тому были у обоих.
Ну, поругались и поругались. Бывает…
Только после этой ссоры с поэтом стало происходить что-то непонятное.
То он от поклонниц шарахался, как черт от ладана, а тут стали замечать, что поэт своими поклонницами отнюдь не брезгует и даже ночевать они у него остаются, причем даже не по одной, а компаниями.
Раньше поэт только и позволял себе лимонадом побаловаться, да на день своей кончины бокал вина поднять. А тут вдруг пошло — администратор не успевал ящики с водкой домой к поэту заносить.
Да и внешне разительные перемены произошли.
Был поэт всегда тщательно выбрит и розов от здоровья.
Теперь же он отпустил дурацкую бородку а-ля Дон Жуан, глаза у него стали мутными и порочными, а стихи на-гора он выдавать и вовсе перестал. А если и писал, то такие, что ни в один райский сборник их включить нельзя было. Ну, сами посудите, как бы в чистой райской поэзии звучали строки:
Когда бы снова обрести мне плоть,
Не сожалел бы я о райской доле.
Я б радовался обретенной воле —
Ты жизни научил меня, Господь!
[9]Поэта постепенно стали сторониться, стихи его в райских газетах перестали печатать, и наконец, настал черный день — его напечатали там! Тут народ к произошедшим событиям отнесся по-разному: одни возопили — мы знали, что так и будет, давно в его стихах просматривалась идейная незрелость, а в душе червоточины, другие засомневались — не мог человек так измениться без постороннего влияния, а некоторые даже прямо заговорили о вражеской агентуре влияния, тайно действующей на просторах райской юдоли.
А во всем оказался виноват староста Сланский. Обладая авторитетом администратора и печатью обители, он принялся сочинять на поэта отрицательные характеристики, которые регулярно отправлял в небесную канцелярию. А по Библии, что вначале было? То-то и оно, вначале было Слово. А как только это самое Слово было скреплено райской печатью и зарегистрировано в небесной канцелярии, разве не могло оно не стать единственно верным, а тем более изменить человеческую сущность?
— Сам понимаешь, — закончила муза Нинель. — Поэта, конечно, сактировали, даже имя его запретили упоминать. Архангел Михаил лично проследил, чтобы его книги даже из земных библиотек изъяли. Нет их ни фига, а в Раю, если и остались, наверняка в спецхране за семью замками лежат. А Сланскому, как ни странно, все с рук сошло. Похоже, есть у него какая-то поддержка на самом верху. Он ведь и стихов никогда не писал, только здесь, в Раю, два белых стиха написал, да и то, Лютик, ты мне поверь, таких посредственных, что любого другого навсегда бы от пера отлучили… Так что ты его, Лютик, бойся, страшная душа этот староста, мертвая душа! Мне самой не по себе становится, когда я на него смотрю! Вроде как все внутри прямо обмирает!