Но разве лишняя рука и лишний нож помешают?
– Прогнать меня может только она, – упрямо сказал он.
Кароль вдруг улыбнулся.
Озорно, дружески. Как будто вовсе не собираясь вышвыривать его отсюда силой, а надеясь обойтись уговорами.
– Просить ее об этом мы не будем, – ответил. – Уйди сам, Раскель. Подобру-поздорову. Посрами дьявола!
И тут он понял…
– Нет! Я посрамлю его, если останусь.
Объяснить это было невозможно – не хватало слов. Не привык он… ни разговаривать с кем-то о подобных сложных вещах, ни даже думать о них. А то, что поднялось сейчас волной внутри него, было сложнее сложного. И мог он лишь взглядом просить о понимании.
Кароль в ответ на этот взгляд сдвинул брови.
– Только так… – попытался все же объяснить Раскель, – я смогу стать… другим. Уйду – умру. Таким же…
– …идиотом, как был? – закончил за него Кароль.
Он тоже понял!.. Раскель испытал немалое облегчение, кивнул.
Однако сдаваться Кароль не собирался. Поразмыслил немного и подвел итог:
– Все это хорошо, конечно… рад за тебя. И все-таки остаться здесь ты не можешь. Категорически. Даже я этого не могу, так что уйти придется. Обоим. Единственное, что ты можешь, – держаться где-то неподалеку. От меня, – подчеркнул он. – И если вдруг понадобится твоя помощь…
Раскель упрямо выдвинул подбородок. Но промолчал. Возразить было нечего – не мог же он надеяться, в самом деле, что ему позволено будет жить при Клементине!
Кароль грустно усмехнулся про себя, понимая сейчас не только его чувства, но, кажется, и чувства Идали – в те далекие времена, когда тот выставил младшего брата из дому.
Обидеть деву-асильфи, конечно, невозможно. Но невозможно и позволить ей видеть мучения неразделенной любви. Ведь это все равно что держать в тени светолюбивый цветок…
Раскелю придется пережить все то, что пережил когда-то он сам. Пока любовь не станет чистым светом в душе, не могущим никому причинить боли. Однако мальчишка молодец – похоже, он уже на полпути к этому пониманию, тогда как ему, Каролю, понадобилось в свое время больше трех лет…
Впрочем, не об этом сейчас следовало думать.
– Все ясно? – уточнил он.
– Да, – хмуро ответил Раскель.
– Отлично. Тогда пошли. Есть где остановиться? А то я знаю одну гостиницу…
И тут открылась дверь, и в прихожую выглянула Клементина.
– Кароль, – взволнованно начала она, но запнулась, увидев Раскеля. – О… здравствуй!
На мальчишку было жалко смотреть, так он побледнел. Смешался, потерял, кажется, и последний дар речи. Только и сумел, что кивнуть неловко и выдавить:
– Здравствуй.
А как нагличал-то – вспомнил Кароль – еще совсем недавно, там, на берегу лесного озера! «Твои советы я бы не отказался выслушать, наедине»! Ох, как похоже на него самого в том же возрасте…