– Какая разница! Лейтенант завтра потребует рапорт. И что я ему скажу? Что ты не захотела, чтобы я уходил?
– Мне все равно, что ты ему скажешь…
– Я это знаю, но мне не все равно. Это моя работа, и я должен ею заниматься.
Они молча смотрели друг на друга, тяжело дыша. Из-за перегородки послышались детский плач и всхлипывания.
– Ширли, я не хочу с тобой ругаться, – сказал Энди. – Я должен уйти – вот и все. Мы можем поговорить об этом позднее, когда я вернусь.
– Если я еще буду здесь, когда ты вернешься. – Она крепко сжала пальцы, лицо у нее побледнело.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Я только знаю, что надо что-то менять. Пожалуйста, давай решим все сейчас…
– Неужели ты не понимаешь, что это невозможно? Мы поговорим, когда я вернусь. – Он отпер дверь и стоял, держась за ручку и стараясь овладеть собой. – Давай не будем ругаться. Я вернусь через несколько часов, и мы обо всем поговорим, ладно?
Она не ответила, и, подождав секунду, он вышел, хлопнув дверью. И сразу ему в нос ударил мерзкий, отвратительный запах чужой комнаты.
– Беличер, – сказал он, – ты выметешься из этой квартиры. Здесь начало вонять.
– Я ничего не могу поделать с дымом, пока не смастерю что-то вроде трубы.
Беличер наморщил нос, держа руки над тлеющим куском морского угля. Он лежал в ступке, наполненной песком, откуда поднимался едкий, маслянистый дым, заполнявший всю комнату. Отверстие в стене для дымовой трубы из плиты, которое когда-то проделал Сол, было тщательно закрыто куском полиэтилена, раздуваемого ветром.
– Запах дыма здесь приятнее всего, – сказал Энди. – Ваши дети опять использовали комнату в качестве туалета?
– Вы же не прикажете детям спускаться вниз по лестнице посреди ночи? – съязвил Беличер.
Энди молча взглянул на кучу тряпья в углу, где согревались миссис Беличер и младшие дети. Двое сыновей занимались чем-то в углу, но они сидели спиной к Энди, и он не видел, чем именно. Маленькая лампочка бросала свет на плинтус, покрытый пылью и грязью, на стены, на которых появились пятна.
– Вам лучше очистить это место, – сказал Энди и захлопнул дверь, прежде чем Беличер успел ответить.
Ширли была права, эти люди совершенно невозможны, и ему нужно что-то с ними сделать. Но когда? Нужно действовать как можно скорее, она их долго не вынесет. Он был зол на вторгшихся жильцов – и зол на нее. Понятно, все очень плохо, но приходится принимать все таким, какое оно есть. Он по-прежнему работал по двенадцать-четырнадцать часов в день, что намного лучше, чем просто сидеть здесь и слушать, как орут дети.
На улице было темно, ветрено и слякотно. У стен домов и на тротуарах уже намело сугробы. Энди опустил голову и шагал вперед, ненавидя Беличеров и пытаясь не злиться на Ширли.