Далее сайгонские власти получили из Парижа приказ «срочно испытать стрельбой и принять на вооружение исключительно новые снаряды». А когда, что и неудивительно, удалось заинтересовать ими Ливена, еще и особые инструкции, в соответствии с которыми появилась возможность в кратчайшие сроки провести тайную сделку через третьих лиц прямо там, итог которой и был отправлен с пароходами к Формозе[22].
В сопроводительных документах имелась и докладная записка на имя наместника от командира «Дианы», в которой он особо указывал на большое содействие в решении многих деликатных вопросов со стороны некоего господина Мотте, одного из совладельцев компании «Маисон М. Моттэ эт Си», занимавшейся, помимо прочего, еще и фрахтом судов[23]. И в этот раз Моттэ взял на себя всю канцелярию с бюрократией, еще и ссудил Ливена деньгами, поскольку у него самого столь крупной суммы не оказалось.
Однако погрузку вскоре пришлось прервать из-за усиливавшейся качки. Волнение не стихало, а место стоянки оказалось недостаточно закрыто от шедших с моря волн. Швартовые концы рвало, и пароходы с крейсерами изрядно бились бортами друг о друга. Риск получения достаточно серьезных повреждений увеличивался.
Начальник отряда распорядился свернуть работы и менять якорное место. Но вместо того, чтобы просто передвинуться немного западнее, где сразу за мысом зыбь была гораздо слабее, и продолжить погрузку, он приказал уйти в глубину залива, чтобы уменьшить вероятность обнаружения с проходящих мимо судов. От штурманов, начавших говорить об отмелях, просто отмахнулся, приказав выставить лотовых на каждом корабле и транспортах и начинать движение немедленно.
Хотя на новую стоянку буквально переползали, постоянно промеряя глубину, невезучий «Киев», уже почти закончивший ремонт машины, умудрился выскочить на банку. Получив доклад об этом, Добротворский разнервничался и приказал немедленно уходить, а пароходам действовать по обстановке. По его мнению, где-то рядом находились большие японские крейсера, уже непременно извещенные о нашем здесь присутствии, чему в немалой степени способствовало предварительное появление угольщиков в этом районе.
Последовавший сразу доклад старшего механика Кигеля, что успели принять всего 30 тонн угля, а на «Светлане» и того меньше, чего явно недостаточно, вызвал бурю эмоций. Добротворский орал своим громовым голосом, обвиняя в головотяпстве и саботаже всех окружающих. Возражать осмеливался только командир «Богатыря» капитан первого ранга Стемман, чем еще больше распалял его. Тут под горячую руку подвернулся судовой священник иеромонах отец Венедикт. Начальник отряда нависал над ним, смиренно внимавшим воплям, всей глыбой своего немалого тела с всклокоченной бородой, пока не выорался окончательно.