Рахивна прикрыла веки и умолкла. <…>
— Вороньковский судья, — очнувшись, сказала старуха, — в одни сутки произвел в Воронькове колгосп… Девять господарей он забрал в холодную… Наутро их доля была идти на Сахалин. <…> Перебули тыи господари ночь в холодной, является стража — брать их… Видчиняет стража дверь от острога, на свете полное утро, девять господарей качаются под балками, на своих опоясках>{309}…»
Наутро бабку Рахивну арестовали. На вопрос «за что?» последовал ответ:
«— Кажуть, агитацию разводила про конец света…»
Примечательно, что сообщивший об этом Трохим Юшко слова свои не произнес, не прокричал, а «протрубил»!
Как же выглядит в этом свете судья-коллективизатор?
«Вороньковский судья, подняв плечи, читал у стола. Он читал книгу протоколов великокриницкой сельрады <…> Рядом за столом секретарь Харченко писал своему селу обвинительный акт. Он разносил по разграфленным листам все преступления, недоимки и штрафы, все раны, явные и скрытые. Приехав в село, Осмоловский, судья из Воронькова, отказался созвать сборы, общее собрание граждан, как это делали уполномоченные до него, он не произнес речи и только приказал составить список недоимщиков, бывших торговцев, списки их имущества, посевов и усадеб».
Чем заняты два этих человека? Они готовят обвинительный акт. Потому и не стал Осмоловский созывать общее собрание сельчан — время уговоров и пророчеств истекло. Пришло время творить суд — по написанному в книгах. И тогда откроется подлинный лик вороньковского судьи Осмоловского — Высший Судия. И судить он будет людей последним — Страшным Судом.
Оттого и готовятся крестьяне к смерти, а дочери Гапы уже отмечены роковой печатью — «узкие лбы светились жирно и мертво».
Это и есть истинная суть коллективизации в СССР — Страшный Суд над крестьянством.
В такой оценке происходящего Бабель не был одинок. Вот, например, что говорил 13 марта 1936 года Борис Пастернак:
«Наш съезд писателей собрался в то время, когда, — тут, конечно, я ни черта не понимаю, и лучше бы не следовало мне на эти темы говорить, но я скажу, как мне это представляется. Мне кажется, что к тому времени я не понимал коллективизации, она мне казалась ужасом, концом света».
Пастернак выступал на дискуссии о формализме и натурализме. Стенограмму этого выступления читал Сталин и последнюю фразу подчеркнул>{310}.
А в 1938 году в «Правде» была напечатана «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс». И в ней о коллективизации сказано:
«В конце 1929 года, в связи с ростом колхозов и совхозов, Советская власть сделала крутой поворот <…> Она сняла запрет с раскулачивания. Она разрешила крестьянам конфисковать у кулачества скот, машины и другой инвентарь в пользу колхозов. Кулачество было экспроприировано. Оно было экспроприировано так же, как в 1918 году были экспроприированы капиталисты в области промышленности <…>