Зачем Бабель все это сочинил? Наверное, хотел показать, что с самого начала был автором неудобным, не желавшим считаться с запретами и писавшим о том, что хочет, и так, как считает нужным.
А в 1930 году Бабель попал в переделку: малоизвестный польский поэт Александр Дан напечатал в варшавской еженедельной газете «Wiadomości Literackie» (1930. № 21. 25.05. s. 2) заметку «Izaak Babel» — о встрече с писателем на французской Ривьере. Полтора месяца спустя Бруно Ясенский, польский писатель-коммунист, только что выдворенный из Франции, через «Литературную газету» оповестил об этом факте советскую общественность>{42}.
После публикации «Литературной газеты» редакция польского еженедельника провела собственное расследование, и оказалось, что варшавская газета сама пала жертвой мистификации — собеседник Александра Дана лишь выдал себя за советского писателя, а на самом деле оказался совсем другим человеком>{43}.
Но продажной буржуазной прессе «Литературная газета» спуску не дала, опубликовав редакционную статью: «Литературное жульничество. Сомнительная невиновность польского еженедельника»>{44}.
А Бабелю пришлось держать ответ. 13 июля на заседании секретариата Федерации объединений советских писателей (ФОСП) он заявил:
«„Литературная газета“ поступила неправильно, не показав предварительно статью мне. Мне кажется, что здесь речь идет о человеке безукоризненной репутации, и по отношению к такому человеку „Литгазета“ поступила несколько поспешно. <…> если бы статья была своевременно мне показана, все дело выглядело бы, конечно, иначе, ясно было бы, что речь идет только о фальшивке. Статья <Ясенского> производит неприятное впечатление. Как могло случиться, чтобы на человека, который с октября 1917 года работал в Чека, против которого за все эти годы не поднялся и не мог подняться ни один голос, — как могло случиться, чтобы на такого человека был вылит такой ушат грязи.<…> Зеленым мальчиком я попал к Горькому и двадцати лет — в ноябре 1916 года — напечатал свою первую вещь в горьковской „Летописи“. Мне сейчас же было предъявлено обвинение сразу по трем статьям царского свода законов: я был привлечен за порнографию, кощунство и покушение на ниспровержение царствующего строя. В марте 1917 года я должен был привлекаться к суду»>{45}.
Вот так Бабель стал борцом с самодержавием!>{46} Конечно, обвинение в порнографии революционеру не к лицу… Но тут уж ничего не поделаешь: сам признался в автобиографии. Так что в 1931 году — в исправленном и дополненном варианте автобиографии>{47} — удаляет лишь одно слово: