.
И, действительно, в июне 1917 года, после Февральской революции, Бабель опубликовал рассказ без названия>{39}, а перепечатку 1923 года снабдил заголовком («В щелочку») и примечанием: «Рассказ этот был вырезан цензурой из ноябрьской книжки журнала „Летопись“ 1916 г.»>{40}. Фабула такова: узнав, что две постоялицы некой мадам Кебчик — Маруся и Тамара — принимают на дому клиентов, рассказчик просит позволения наблюдать за приемами у Маруси через окно. За 5 рублей получает у мадам Кебчик разрешение, взбирается по лестнице и наблюдает. Но в самый ответственный момент лестница падает, рассказчик цепляется за окно и вышибает форточку. Маруся смотрит на висящего и произносит: «Мерзавец, ах какой мерзавец…». После чего целует руку клиента и повторяет: «Милый, боже мой, милый…».
Поцелуи эти будят у рассказчика страстное любопытство, и, заплатив мадам Кебчик десятку, он повторяет свой опыт и видит:
«Маруся обвила гостя тонкими руками, она целует его медленными поцелуями, и из глаз у нее текут слезы.
— Милый мой, — шепчет она, — боже мой, милый мой, — и отдается со страстью возлюбленной».
Что произошло? А вот что: узнав, что за ней поглядывают, Маруся не потребовала с вуайера плату, но почувствовала себя не проституткой, а оскорбленной женщиной. И тогда клиент превратился в возлюбленного. Все тот же поворот сюжета — нравственное возрождение!
Конечно, цензор, не вникнув в такие тонкости, мог потребовать рассказ из журнала вырезать. Но… — в том-то и дело, что не мог!
По той простой причине, что в России с декабря 1905 года предварительная цензура печатных изданий была полностью отменена. Это не значит, что в стране отменили цензуру — конечно, нет. Но печатать разрешалось все. А если кто-то за цензурные рамки выходил, то цензура подавала на него в суд. Например, по 1001-й статье Уложения о наказаниях:
«Если кто-либо будет тайно от цензуры печатать или иным образом издавать в каком бы то ни было виде, или же распространять подлежащие цензурному рассмотрению, сочинения, имеющие целию развращение нравов или явно противные нравственности и благопристойности, или клонящиеся к сему соблазнительные изображения, тот подвергается за сие: денежному взысканию не свыше пятисот рублей, или аресту на время от семи дней до трех месяцев»>{41}.
«Тайно от цензуры» — это дань прошлому. С декабря 1905 года судили исключительно за распространение. Так что, если кто и вырезал противное нравственности сочинение из книжки журнала, то быть им мог один-единственный человек — издатель, Максим Горький. Потому что судебное преследование грозило только ему. А вот Бабель никакой ответственности нести не мог — мало ли чего человек пишет для себя!..