Время действия рассказа отделено от этих событий всего одним годом, что едва ли случайно.
Зато дальше начинается непонятное…
«Чернышову и мне поручили поиски. С мандатами зоотехников в кармане мы отправились в Хощеватое, на родину Сулака».
Откройте любой рассказ Бабеля и ничего подобного не увидите — что за Чернышов? Кто такой «я»? В «Литературке» рассказ должен был появиться под рубрикой «Из записной книжки»… Книжка, понятное дело, принадлежит писателю. А кто же тогда рассказчик? Где и когда Бабель с ним беседовал? Об, этом ни слова… «мы узнали…»; «Чернышову и мне поручили…»; «мы отправились…»
Повествование начинается с середины, и ему, несомненно, должно было что-то предшествовать. И, значит, рассказ «Сулак» — не рассказ, а кусок, вырванный из более обширного повествования… Например, глава из книги… Быть может, той самой, которая и называлась «Чека»! Книги, хотя бы частично, написанной… Поэтому оправдан поиск и иных глав. Уцелевших!
А тогда пытливая мысль обращается к еще одному рассказу, где ЧК появляется в самом финале. Называется он «Дорога» и опубликован был в 1932 году. Содержание таково: в ноябре 1917 года рассказчик покидает разваливающуюся русскую армию (проще говоря, дезертирует), становится свидетелем чудовищных расправ над евреями, сам чудом избегает смерти и, наконец, добирается до Петрограда, где находит бывшего комиссара своего полка Калугина. Финал рассказа:
«Наутро Калугин повел меня в Чека, на Гороховую, 2. Он поговорил с Урицким. Я стоял за драпировкой, падавшей на пол суконными волнами. До меня долетали обрывки слов.
— Парень свой, — говорил Калугин, — отец лавочник, торгует, да он отбился от них… Языки знает…
Комиссар внутренних дел коммун Северной области вышел из кабинета раскачивающейся своей походкой. За стеклами пенсне вываливались обожженные бессонницей, разрыхленные, запухшие веки.
Меня сделали переводчиком при Иностранном отделе. Я получил солдатское обмундирование и талоны на обед. В отведенном мне углу зала бывшего Петербургского градоначальства я принялся за перевод показаний, данных дипломатами, поджигателями и шпионами.
Не прошло и дня, как все у меня было, — одежда, еда, работа и товарищи, верные в дружбе и смерти, товарищи, каких нет нигде в мире, кроме как в нашей стране.
Так началась тринадцать лет назад превосходная моя жизнь, полная мысли и веселья».
До сих пор всеми исследователями рассказ этот рассматривался исключительно как автобиографический. Тем более, порядок действий полностью соответствует тому, что поведал о событиях своей жизни сам Бабель: «я был солдатом на румынском фронте, потом служил в Чека, в Наркомпросе…».